Глаза у него не были завязаны, и он мог, несмотря на темноту, видеть, что его пронесли через город, а затем через укрепления. Скоро они очутились на равнине.

Четыре индийца скользили, как тени, мимо индийского лагеря. Когда они были уже в миле от лагеря, он увидел какие-то движущиеся черные фигуры и затем услышал голос, заставивший его вздрогнуть. Это был голос Сердара, который приказывал носильщикам:

– Положите его осторожно на дно хоуды Оджали.

– Сделано, господин, – отвечали носильщики.

– Хорошо! В путь к Эллоре! Живей!

И говоривший забрался в хоуду, где был майор, который понял по движению, что они едут на спине слона.

Месяц спустя майор вместе со своими детьми находился на борту пакетбота, направляющегося из Бомбея в Европу. Рядом с ними стоял Сердар, который пришел проститься и был очень растроган.

Раздался звон корабельного колокола, призывавший посторонних удалиться, перейдя в свои лодки.

– В последний раз прошу вас, мой спаситель, – сказал майор, – скажите свое имя. Что скажу я своей милой жене, когда она спросит, кого ей благословлять за то, что детям ее сохранили отца, а ей – мужа?

Сердар, уже перешедший за борт, обернулся и со взором, в который он, казалось, вложил все воспоминания и всю душу, сказал:

– Вы скажете моей милой Диане, что вас спас Фредерик Де-Монмор-де-Монморен.

– Праведное Небо! Ее брат! – воскликнул майор.

И он хотел броситься за ним… но пароход тронулся, и лодка Сердара оказалась уже в двадцати метрах от него.

Гаты Малабарского побережья. – Обитатели девственного леса: тхаги, хищники и Топа-Ведды. – Английские шпионы. – Исчезновение Наны Сахиба. – Барнет и Барбассон. – На озере Нухурмур. – Сюрприз.

Вся западная часть Индостана, известная под названием Малабарского берега, окаймлена длинной цепью гор. Разной высоты, эти горы тянутся на расстояние семисот, восьмисот лье от мыса Кумари, где начинаются едва заметными склонами, до диких и суровых провинций Мейвара и Бундельканда.

Здесь они разделяются на несколько отрогов, главные из которых, продолжая свой путь к северу, сливаются с передовыми уступами Гималаев, служа естественной границей с Пакистаном. Другие же, подобно нервным жилкам пальмового листа или пластинкам веера, понижаются постепенно, направляясь к равнинам Бенгалии, и умирают, так сказать, на берегу Ганга, как умирают благочестивые индусы, которые, чувствуя приближение смерти, приходят испустить последний вздох на берегу священной реки.

Непроходимые девственные леса покрывают эти горы» причудливыми волнами разливаясь то по глубоким долинам, куда сквозь несколько поясов буйной растительности едва пробивается солнце, то по крутым склонам, поднимающим на высоту в две с половиной тысячи метров свои зеленые вершины на фоне небесной лазури, то по обширным плато, перегороженным суровыми скалами или изрезанными длинными лощинами, где ревут потоки, пенятся водопады и сверкают таинственные озера неведомой глубины.

Редкие проходы, известные только проводникам, ведут отсюда в Тируванантапурам, Гоа, Мирпур и другие города. Однако они так опасны, что большинство путешественников предпочитают добираться до места назначения на маленьких пароходиках, которые каждую неделю ходят между Коромандельским и Малабарским берегом.

Густые и мрачные леса, покрывающие долины и склоны гор, заселены таким количеством диких слонов и разных хищников, что сами проводники откажутся вести вас через них, если вы не наймете слона, специально дрессированного для такого опасного путешествия и способного защитить вас.

В конце каждой тропинки из тех, что извиваются по долинам и соединяют индийские деревни, находятся надписи на пяти языках: тамильском, хинди, пали, телугу и английском, которые мрачно предостерегают: «Дальше не ходить из-за опасности встречи с хищниками!» И можно было бы добавить: «из-за опасности встречи с тхагами», потому что ужасная каста душителей, преследуемая европейской полицией, нашла себе убежище в самых неприступных местах этих диких краев. Здесь никто не осмелится ни преследовать их, ни мешать исполнять мрачные таинства Кали, богини крови.

Здесь скрывались также, несмотря на бесчисленные опасности, угрожающие их существованию, несчастные изгнанники, известные под именем Тота-Ведды [48] .

Несколько веков тому назад по приказу Дахира-Раджи, властителя Декана, за какую-то провинность, забытую уже всеми, их объявили недостойными жить, как нечистых, и запретили им употребление воды, риса и огня.

Когда во времена господства брахманов какую-нибудь касту постигало подобное проклятие, убийство члена этой касты считалось большой заслугой, и несчастные, над которыми тяготел гражданский закон и религиозный предрассудок, вынуждены были, скрываясь от избиения, прятаться в непроходимых лесах Малабарского берега. Потомки Тота-Веддов в течение семи или восьми столетий дошли до полного отупения и в настоящее время не имеют почти ничего общего с людьми. Чтобы избежать преследования, они строят себе жилища на верхушках высоких деревьев. Они потеряли даже способность ходить по земле, зато умеют необыкновенно ловко лазить по деревьям и перепрыгивать с ветки на ветку. Из-за пищи, состоящей у них, как и у обезьян, из плодов и нежных листьев, рост их уменьшился, и они стали до того худыми, что формы их тела приближаются скорее к формам шимпанзе, чем человека.