— Так я и думал, — с грустью произнес Эндрю.

— И что ты собираешься предпринять?

— Ничего.

— Но если ты сам нападешь на них, ты предотвратишь их атаку, которая может уничтожить вас.

— Я не могу на это пойти, — мрачно ответил Эндрю. — Я не начну войну, если меня к этому не принудят. В конце недели люди решат, остаться или уходить.

— И как они, по-твоему, проголосуют?

Эндрю взглянул на печальное лицо Готорна.

— Они решат уйти. Я в этом почти уверен. Если за это выскажется большинство, уйдем мы все.

Винсент вздрогнул, пораженный мыслью, которая только что пришла ему в голову.

— Не бойся, — успокоил его Эндрю. — Если мы уйдем, то всем, кто помогал нам, вроде Калина и его семьи, будет предложено присоединиться к нам.

— Я принадлежу дому Ивора, — ровным тоном произнес Калинка, — и я не покину свой народ. Дочь и жену я отправлю с вами, но сам останусь.

Эндрю поймал взгляд Калинки и понял, что нет смысла уговаривать его; на его месте он и сам поступил бы так же.

— Раснар не позволит вам уйти, — негромко продолжил Калинка. — Он стремится овладеть силами, которые вам подчиняются, — с их помощью он хочет сделать Церковь сильнее бояр.

— Значит, нас будут атаковать в любом случае, останемся мы или уйдем, — закончил его мысль Эндрю.

— Именно так, друг мой.

— И все же я должен дать моим людям время для принятия решения. Это их право. Мэнцы не решают такие вещи с бухты-барахты, они должны все как следует обдумать.

— Теперь я хочу сообщить третье известие, — произнес Калинка, понизив голос до шепота.

— Какое?

— Мы будем драться со знатью, если она выступит против вас.

— Нет! — воскликнул Эндрю, вскакивая со стула.

Пораженный такой реакцией Эндрю, Калинка с удивлением посмотрел на него.

— У вас ничего не выйдет, — быстро заговорил полковник. — Это воины в доспехах и на конях. Каждый из них легко расправится с пятьюдесятью крестьянами. У вас будут только вилы и ржавые ножи. Это прекрасный замысел, Калин, но он обречен на провал.

— Но Готорн рассказывал нам о вашей Декларации независимости и как крестьяне победили знать и стали свободными.

Эндрю с упреком посмотрел на юношу. Тот ослушался приказа, и полковник не на шутку рассердился.

— Я рассказал то, что мне велела моя совесть, — спокойно ответил Винсент, не боясь гнева своего командира.

— У нас все было не так, — снова повернулся к Калинке Эндрю. — У нас были пушки, чтобы сражаться с армией бояр. У нас огромная страна, в сотни раз больше, чем Русь. И у нас было время — мы воевали восемь лет. У вас нет оружия, негде спрятаться в случае поражения, и главное, у вас нет времени. Даже если вы смогли бы какое-то время противостоять им, придут тугары и сокрушат вас всех, и крестьян, и знать.

— Так ты советуешь мне спокойно наблюдать за тем, как мой народ ведут на убой?

На это у Эндрю не нашлось ответа, и он отвел взгляд от горящих глаз Калинки.

— Иначе вы все умрете.

— Я готов рискнуть, Кин.

— Я очень хотел бы вам помочь, — произнес Эндрю, — но теперь это в руках моих солдат.

— Ты еще не понял, как много вы для нас сделали, — ответил Калинка. — Каждый раз, когда твои солдаты приходили в Суздаль, каждый раз, когда крестьянин приезжал с зерном на мельницу, мой народ видел, что можно жить по-другому. И, возвращаясь домой, люди шептались о странных янки, у которых нет бояр. Не вини Готорна за то, что он нам рассказал. Ибо это знает уже весь Суздаль, о Декларации слышали в Вазиме и даже в Новроде.

— Если мои люди проголосуют за то, чтобы уйти, мы уйдем, — тихо сказал Эндрю. — Не воюйте с боярами; даже если мы останемся, я не хочу, чтобы лилась ваша кровь. Если мы встанем против тугар, а бояре нет, мы будем сражаться одни.

Эндрю поднялся, собираясь покинуть дом Калинки.

— Я хочу сказать тебе еще кое-что, — быстро проговорил переводчик.

— Что именно?

— Мы больше не увидимся.

— Почему? — в смятении вскричал Эндрю.

— Сегодня утром ко мне прискакал гонец. Мне приказано вернуться ко двору Ивора.

— Тогда тебе лучше подчиниться.

Калинка затряс головой:

— Я не буду просить у тебя защиты, так как вы и так уже на грани войны. Но я не вернусь.

— И куда же ты пойдешь?

Калинка улыбнулся:

— Я хочу, чтобы ты укрыл за вашими стенами Людмилу и мою дорогую Танечку. Ивор не станет беспокоить тебя из-за них.

Женщины, слушавшие этот разговор стоя у стены, бросились к нему, и он крепко обнял их обеих.

— И самое последнее. Не говори никому ни слова о том, что сейчас услышал. Я доверяю теперь только тебе и моему сыну Готорну.