Шрифт:
У Головнина немного отлегло на сердце. Он с тревогой ожидал встречи с командором, как-то он отнесется к происходящему.
— Я готов, сэр, подчиняться всем вашим распоряжениям до выяснения всего дела. — Головнин говорил размеренно, по-деловому. — Но вы как моряк должны понимать, мне необходимо хотя бы заправиться водой на берегу.
— Да, да, конечно, — сразу согласился Роулей, — вы можете принять воду и вообще делать все нужные приготовления на судне к дальнейшему плаванию…
На шлюпе Рикорд сразу по лицу командира определил, что дела идут на поправку.
— Слава Богу, Петр Иваныч, — прямо у трапа, чтобы слышали и стоявшие рядом в тревожном ожидании офицеры, проговорил командир, — командор Роулей входит в наше положение. Он снесется в Капштадте с начальством, а нам разрешено наливаться водой и готовиться к походу.
Но радостное настроение продлилось неделю с небольшим. Вернувшийся Роулей вызвал Головнина и разговор начал несколько суховато:
— Мы так и не смогли найти ни одного человека, способного перевести ваши бумаги. В этой связи я обязан запросить свое правление в Лондоне, как мне поступать. Таково мнение и губернатора, лорда Каледона, и генерала Грэя. Так что вам надлежит смириться и ждать повеления Адмиралтейства.
«Стало быть, судьба наша вновь не определена и откладывается на месяцы. До Англии два-три месяца, обратно столько же. Да и какой будет ответ?»
Роулей, видимо, понимал состояние русского капитана и несколько смягчил тон, продолжал, как бы оправдываясь:
— Поймите меня, сэр, я здесь временно командующий, заменяю убывшего адмирала. Лондон должен прислать нового адмирала, и, возможно, он сам может решить вашу участь, без согласования с Адмиралтейством.
Головнин облегченно поревел дыхание, на какое-то время необходимо запастись терпением, и он решил воспользоваться моментом.
— В таком случае, сэр, я прошу в связи с длительной стоянкой разрешить нам сноситься с берегом, производить необходимые закупки, исправлять мореходные инструменты, а экипажу временами бывать на берегу.
— Да, да, конечно, — без колебаний, уже дружелюбно ответил Роулей, — я не считаю ваше судно военнопленным, офицеры могут быть при шпагах и съезжать на берег по своему желанию, а вся команда может пользоваться свободой на правах судна нейтральной державы.
— Я хотел бы отправить доклад моему министру через королевскую канцелярию, — попросил Головнин.
— Вполне закономерно для исправного офицера. Вы знаете, что вчера прибыл транспорт из Портсмута. Я распоряжусь, чтобы его разгрузили как можно быстрее и тут же отправлю его обратно. С командиром я вышлю свой запрос в Адмиралтейство. Готовьте и вы все необходимые документы, думаю, что наши лорды в Адмиралтействе не откажут переслать их по назначению…
Возвратившись на «Диану», Головнин рассказал о встрече с Роулеем и заметил:
— Как я понимаю, Петр Иваныч, нам здесь обретаться суждено не один месяц, что поделаешь. Надобно людей к этому настроить и дух у экипажа поддерживать.
В каюте командир предупредил вестового, Ивана Григорьева:
— Раздуй, Ивашка, самовар, чайком побалуемся.
Разложив свою тетрадь, привычным движением открыл чернильницу. Ровным, с небольшим наклоном, мелковатым, но четким почерком начал излагать минувшие события: «Командир Роулей, желая, чтобы дело наше сколько скорее доведено было до сведения английского правительства, тотчас приказал со всякой поспешностью к выгрузке снарядов, привезенных для здешней эскадры из Англии на вооруженном транспорте „Абондансе“, и к приготовлению оного для возвращения в Европу. Что принадлежит до нас, то, видя невозможным оставить мыс Доброй Надежды до получения решения английского правительства или, по крайней мере, до прибытия адмирала, назначенного сюда главнокомандующим, я сообщил по команде письменным приказом о всех обстоятельствах нашего положения и сделал нужные распоряжения для содержания шлюпа и служителей в надлежащем порядке».
В последние дни в тетради появилась новая запись.
«Место для шлюпа я избрал самое безопасное и спокойное, какое только положение Синайского залива позволяло. Дружеское и ласковое обхождение с нами англичан и учтивость голландцев делали наше положение очень сносным; нужно только было вооружиться терпением, провести несколько месяцев на одном месте в скучной и бесполезной для мореходцев бездеятельности. Во время нашего, так сказать, заключения все занятия команды по службе состояли в исправлении такелажа и мелких починок около шлюпа, в осматривании в свое время якорей, в отдавании канатов и спускании стеньг и реев в крепкие ветры и в приведении опять всего в прежний порядок, когда стихала погода, в обучении экзерциции и во множестве других ничего не значащих работ, необходимых на военных судах, стоящих по нескольку месяцев сряду в порту. Транспорт „Абонданс“ 12 числа мая отправится в Англию с донесением от командора Роулея о задержании нашего шлюпа. В своих депешах командор и мое донесение к министру морскому отправит, которое послал я за открытой печатью при письме к королевскому статс-секретарю Канингу и просил его отправить оное в Россию».
Головнин переживал вынужденное бездействие, а команда не проявляла каких-либо признаков недовольства создавшейся ситуацией. Наоборот, после шестимесячного скитания по морям экипаж радовался, что получил невольную передышку. По крайней мере, командир ни разу не слышал каких-либо попреков. Никто не рвался побыстрей идти в море, благо относительно спокойная стоянка, довольно теплая субтропическая зима и полученная свобода в распорядке жизни располагали к беззаботному времяпрепровождению в свободные от службы часы.