– Крондор? Господин Эйвери ничего не говорил насчет того, чтобы везти статую до Крондора.

– И вы не против, чтобы тележники ставили вашу статую?

Скульптор пожал плечами.

– Мне все равно, просто понадобится доплата.

Накор нахмурился.

– Об этом договоритесь с Ру.

Скульптор кивнул, тщательно завернул глиняную модель в клеенку и понес ее в свою повозку, стоявшую снаружи.

– Я еще нужна? – спросила Алета.

– Да, но позировать больше не понадобится, – сказал Накор.

– А в чем вообще дело? – спросила она, складывая накидку. – Как-то я себя глупо чувствовала, позируя для этой штуки.

– Это статуя богини.

– Ты меня использовал для статуи богини! – Судя по всему, ее это шокировало. – Это же…

Накор пожал плечами.

– Иногда я и сам не понимаю, почему поступаю так или иначе, но на сей раз уверен, что выбрал правильно.

Стоявший в углу брат Доминик счел нужным вступить в разговор.

– Дитя, – сказал он, – поверь мне, этот странный человек знает многое, чего он сам не понимает. Но если он что-то знает, значит, так оно и есть.

Судя по виду Алеты, это объяснение ее еще больше запутало. Доминик сказал:

– Если Накор сказал, что тебе можно позировать для статуи богини, значит, так оно и есть. Это не богохульство, поверь мне.

Это девушку успокоило больше, и она, уходя, помахала Накору рукой:

– Ну ладно, у меня там еще стирка.

Когда она вышла за дверь, Доминик подошел к Накору и спросил:

– И что вы видите в этой девушке?

Накор пожал плечами.

– Нечто удивительное.

– А поподробнее не объясните?

– Нет, – сказал Накор. – Поедете со мной в Крондор?

– В храме мне дали указания помогать вам по мере возможностей. Если это значит ехать в Крондор, тогда я поеду, – объяснил Доминик.

– Это хорошо, – сказал Накор. – Здесь дела пойдут и без меня. За кормлением голодных и обучением детей может надзирать Шо Пи. Он уже начал объяснять ученикам, что значит быть монахом; орден Дэйлы хорошо подходит для начинающих, и это отсеет тех, кто просто хочет бесплатно поесть и поспать в теплой постели, от тех, кто и правда хочет чем-то помочь.

– Когда выезжаем? – спросил Доминик.

Накор пожал плечами.

– Через пару дней. Последнее подразделение армии отправится в Крондор к принцу, а мы поедем с ними в качестве эскорта.

– Хорошо, – сказал Доминик, – я буду готов.

Доминик ушел, а Накор повернулся и через открытую дверь посмотрел на Алету, которая во дворе вешала на веревку выстиранное белье. Девушка встала на цыпочки, чтобы прикрепить белье прищепкой, и на мгновение солнечные лучи упали на нее сзади, окружив ее голову ореолом золотого света. Накор усмехнулся.

– Нечто удивительное, – повторил он негромко.

Обед был тихий. Весь вечер шли негромкие разговоры – о проблемах, которые предстояло решить правительству, о воспоминаниях, о лорде Аруте, но то и дело возникали долгие паузы.

Когда убрали приборы после последнего блюда, появились официанты, неся на подносах хрустальные бокалы и графины с бренди, Патрик сказал:

– Так как сыновья лорда Аруты не сумеют вернуться вместе с телом отца в столицу для похорон, я решил, что уместно будет почтить его память неформальными поминками. Если не возражаете, милорды, сейчас можно сказать о герцоге несколько слов.

– Мы с Арутой дружили с детства, – первым заговорил граф Силденский. – Если бы меня попросили назвать среди его многочисленных достоинств одно главное, я бы упомянул несравненную ясность его ума. Какое бы мнение и по какому бы предмету он ни высказывал, это было продуктом блестящего ума. Возможно, он был самый одаренный человек из всех, кого я знал.

Джимми и Дэш обменялись взглядами. Они никогда не задумывались о том, как воспринимали их отца его ровесники.

Потом высказались и другие дворяне, а последним говорил капитан Субаи. Долгих речей он не любил, и ему явно было не по себе, но тем не менее он сказал:

– Думаю, герцог был самый мудрый человек из всех, кого я знал. Он понимал пределы своих возможностей и в то же время не боялся выходить за них. Он заботился о благе других прежде, чем о своем собственном. Он любил свою семью. О нем будут помнить. – И Субаи повернулся к Джимми.

– Его назвали в честь великого человека, – сказал Джимми, посмотрев в сторону Патрика. Тот кивнул при упоминании его деда. – Вырастил его человек, возможно, уникальный в нашей истории. Но он тем не менее знал, как быть собой. – Глядя на Патрика, он сказал: – Я часто думаю о том, что я внук лорда Джеймса Крондорского, возможно, потому, что меня назвали в честь него. Но я редко думал о том, каково было быть его сыном. – В глазах Джимми скопились слезы, и он поспешил закончить словами: – Я жалею, что не могу ему сказать, как много он для меня значил.