Шрифт:
Казалось, прошла целая вечность, прежде чем карета остановилась. Когда лакей открыл дверцу, Виктория зажмурилась от хлынувшего снаружи света. Рейберн поднял воротник сюртука, повязал шелковый шарф на лицо и надвинул на глаза широкополую шляпу – единственную вышедшую из моды вещь в его модном облике. Потом он вышел из кареты и резким жестом протянул ей руку – скорее требовательно, чем вежливо.
Виктория оперлась на нее и ступила на широкую площадку из гравия перед домом. Она хотела задержаться, чтобы рассмотреть ее, но Рейберн прижал ее руку к себе и торопливо увлек к двери, опустив голову и ускорив шаги. Виктория едва поспевала за ним, стараясь не споткнуться на неровной дороге, и лишь мельком увидела дом – выложенный елочкой красный кирпич, белая штукатурка и длинные черные дубовые балки. Они вошли внутрь.
Как только дверь закрылась, Рейберн остановился.
– Я привез мастера-штукатура, чтобы восстановить лепной орнамент на верхних этажах, – сказал он с заученной небрежностью. – Он был частично утрачен, когда в западных фронтонах делали ремонт примерно сто лет назад, но этот орнамент довольно просто воссоздать.
– Вот как, – растерянно произнесла Виктория. Она хотела задать Рейберну вопрос, но воздержалась. Он плотно сжал зубы и сверлил Викторию взглядом, предостерегая от каких бы то ни было вопросов.
Покрытый пылью приземистый человек средних лет вошел, переваливаясь, в комнату.
– Ваша светлость! – радостно воскликнул он. – Хорошая новость, хорошая новость! На нижнем этаже закончен паркет, и пристройка идет по расписанию.
Рейберн сухо улыбнулся:
– Приятно слышать, что на этот раз все идет как надо.
Человек кивнул:
– Конечно, конечно. Но пойдемте! Вы должны посмотреть, что мы сделали с тех пор, как вы были здесь в последний раз. – Я сам все осмотрю, если не возражаете, Хартер. Когда понадобитесь, я вас найду.
Хартер вытер руки о передник и с озабоченным видом слегка поклонился Виктории.
– Понятно. В таком случае, ваша светлость, миледи, я пойду.
С этими словами он скрылся за дверью, из-за которой доносился стук молотков.
Рейберн отпустил руку Виктории и двинулся дальше.
– Вы можете ходить и трогать все, что угодно. – Он оглянулся на нее с насмешкой. – Здесь нет ничего опасного.
– Меня никогда еще не кусал ковер, но поскольку это ваш дом, следует соблюдать осторожность. Видимо, непредсказуемость – основная черта вашего характера.
Рейберн усмехнулся, продолжая изучать панели на противоположной стене.
Виктория решила, что может «ходить и трогать», если он намерен не обращать на нее внимания.
Она стояла посреди длинной узкой комнаты, некогда бывшей холлом, а теперь разделенной мебелью и коврами на две отдельных гостиных, декорированных в алом, пурпурном и янтарном цветах. Как закат в Йоркшире, подумала она, вспомнив потрясающий вид, открывшийся перед ней, когда она сошла с поезда в Лидсе.
Комната была огромной, но в то же время удобной и уютной. В ней сохранилось ощущение времени, несмотря на новенькую мебель и блестящие, только что отполированные дубовые панели на стенах.
Виктория перешла в гостиную напротив той, которую осматривал Рейберн, обратив внимание на тяжелые, простые линии мебели и архаическую живопись, украшавшую стены. Но самым поразительным здесь были узкие витражные окна по обеим сторонам каминов в конце холла – четыре светящиеся изображения в самоцветных тонах: стройные длиннолицые женщины в платьях со сложными складками и спутанными волосами. Витражи к тому же были единственным источником, из которых свет свободно проникал в комнату, потому что остальные окна были плотно занавешены.
– Это так необычно, – произнесла Виктория. – Другие сделали бы дом светлее, изящнее. А это – настоящее средневековье.
Она повернулась и увидела герцога как раз в тот момент, когда безрадостная улыбка мелькнула на его лице.
– Изящество мне не подходит. А это – вполне, – Он замолчал в раздумье. – Два года тому назад я познакомился с молодым архитектором по имени Уэбб. Это совершенный идеалист, уверенный, что он – часть художественной революции, но мне нравятся его работы. Простота, естественная красота и средневековый стиль – вот главные принципы в его небольшом кружке, братстве архитекторов и дизайнеров, которых я назвал бы прерафаэлитами. Я слишком циничен, чтобы меня могли взволновать их идеи, но я нанял его, его архитекторов и дизайнеров для оформления дома, а не для того, чтобы они меня вдохновляли. – Как это практично, – разочарованно произнесла Виктория, не очень-то веря его словам. А чего, собственно, она ожидала? Что он эстет? Почувствовав, что недооценила дом, Виктория добавила: – Но все-таки это красиво.
Рейберн никак не отреагировал на ее замечание и сказал:
– Хартер прав. Все готово. – Он махнул рукой в сторону широкой двери напротив переднего входа. – Давайте посмотрим остальное.
Виктория пошла впереди. Еще две комнаты были точной копией последней, но обставлены они были как салон и столовая в ржавых, золотых и темно-синих тонах с дюжиной окон вдоль задней стены с тяжелыми занавесями. Нижние срединные створки окон тоже были украшены витражами, на этот раз они закручивались цветущими и плодоносящими лозами. У Виктории появилось странное чувство, что это было сделано настолько же ради света, насколько ради красоты, словно Рейберн надеялся, что занавеси на больших окнах не будут раздвинуты. В конце столовой был закрытый дверной проем, а напротив – еще один, яркий от солнечного света, через который был виден скелет из грубых балок – пристройка.