И тот же каркас помешал понять, когда в зале кроме детишек из сиротских приютов оказался некто, не подходящий ни по возрасту, ни по происхождению.

Принц убивал чудовище (под ликующие аплодисменты сотен пар детских ручонок), развязывал принцессу, та целомудренно целовала спасителя в лоб, и на красивом коне они оба уезжали в сладкую сказку будущей жизни. Занавес. Джерард же валялся, помнится, придавленный каркасом и пришпиленный бутафорским мечом, пока его не извлекали служащие. Но и тогда он еще часа два ржал, как ненормальный.

Досмеялся.

Зачем ему Рэми?! Что с ней можно делать скучающему магу, если любому человеку она не в состоянии грубого слова сказать?

Догадайся…

Вереница огоньков приблизилась. Шипения-завывания стражей продирали морозом по коже. А он привязан здесь, точно больная собака.

Но он еще способен рычать и кусаться.

Пока.

Ашхарат и слуга-карлик встретились на заднем дворе кабаре «Дикий мед».

— Откормили, — брезгливо заметил Змеелов. — Наворовался, наверное.

— Обижаете, хозяин. Тут хорошо платят. Можно купить еды. Но толстею я не потому, а потому что болею…

— Чем? — еще брезгливее переспросил Змеелов. Даже странновато было бы полубогу так бояться болезней.

— Вам лучше знать, господин маг, что вы там во мне поменяли.

Удар ногой отбросил трубочиста к кирпичной стенке.

— Распоясался, — процедил Ашхарат, — охамел. Докладывай!

— Да, хозяин, простите, хозяин. Все на месте. Кроме хозяйки, мадам Хедер. Она от вашего зелья-то… того… Ну…

— Умерла, — подытожил маг. — Что за косноязычие?

— Ну, траур, и так далее. А там все.

— И она?

— Хозяйка? Ну, а куда же она денется. Там и лежит.

— Тупая скотина, — вздохнул Ашхарат и плотнее завернул на плечо вязаный плащ. — Я про другое.

— А-а, его дамочка? Тоже тут. Все тут. Хотите в окно посмотреть?

Ашхарат зевнул и лениво нарисовал кончиком позолоченного ногтя в воздухе прямоугольник. В этом пока еще туманном мираже зажегся свет, и тут же стали видны скорбно-стройные, во всем черном, девичьи фигуры.

— Которая? — спросил он, сделав свою ставку и проверяя, угадал ли.

— Мне не видно, хозяин, — заскулил карлик, подпрыгивая.

Маг легонько повел ладонью вверх — и слуга взлетел, как шарик, точно на уровень волшебного «окна».

— Вот, в углу. Самая молоденькая, кудрявая.

Самая заплаканная.

Честно говоря, остроглазый сын Солнца и не заглядывал в тот угол, о котором сказал его карлик. Это раздражало. Осторожно поводя ресницами, Ашхарат запоминал и в деталях рассматривал указанную ему особу. Ну, здравствуй, змейка, мысленно и ласково обратился он к ней. Надеюсь, ты любишь перемены в жизни?

— Мне туда нельзя больше показываться, — тихо сообщил карлик. — Можно, я с вами не пойду? Можно, хозяин?

Ашхарат засмеялся. Карлик втянул голову в плечи, хотя со стороны маневр заметен не был, потому что найти шею было довольно трудно. Палач проклял бы все на свете, и попросил дополнительную плату за точность прицела.

— Я, Ашшх-Арат Змеелов, отпускаю тебя, мерзкая тварь, — сообщил он. — Отныне и навсегда.

Ладони мага разошлись, сошлись и хлопок прозвучал так резко, что стая кормившихся у помойки птиц очумело сорвалась прочь и полетела, едва не врезаясь по пути в деревья и здания.

Треск одежды — разве ветхие тряпки карлика рассчитаны на размеры нормального человеческого тела?

Тихий стон. Магия — это больно. Полностью обнаженный, дрожащий, испуганный комок плоти.

— С-сильфидин сын, — не без удовольствия повторил Ашхарат фразу, сейчас пришедшую ему на ум.

Привычка повиноваться не изменила Авентро и в прежнем, вполне привлекательном облике. Не взирая на свою наготу, он припустил со всех ног. Остаться рядом с Ашхаратом ему казалось равносильным казни. А так — ну мало ли, что с человеком произошло. Напился, заснул, обокрали, раздели до нитки.

Эту версию он как раз излагал гвардейскому разъезду, когда Ашхарат вошел в двери черного хода кабаре.

Вошел, втянул воздух носом.

— Ну и чем же ты пахнешь, м-м…?

Не договорил. В холл из малой гостиной молча и неторопливо начали выходить девушки. Не накрашенные, гладко причесанные, со следами слез на красивых, но осунувшихся лицах.

Маранжьез шла последней. Чуть ли не силой вытолкнула Рэми, закрыла двери гостиной.

Рэми вздрогнула и подняла голову. Увидела улыбающегося незнакомца. Улыбка, даже чужого, неосведомленного о ее горе прохожего, шокировала вышивальщицу и она, в сотый раз вытерев платком покрасневший нос, передернула плечами.