В беспамятстве обрезанная им самим веревка, там, в замке Эрфана. Это и есть — защита?

— Потому, — продолжил Змеелов тоном лектора, — прошу тебя отдать твое сердце Межмирью. Кстати, почему ты не сделал этого в конце обучения? Твоя ошибка, или учитель виноват? Делаю подарок: обещаю помочь и избавить от боли. В конце концов, передал тебе сердце я. Поспособствую.

— Это и самоубийство для меня равноценны, — сказал Джерард. — Мне не подходит твой «выбор».

Ашхарат обратился к Рэми, убирая второй, свободной ладонью, пружинистые завитки с ее лица:

— Даже маленькой змейке, должно быть, отвратительно ползать по холодному камню. День ото дня в нем будет оставаться все меньше и меньше человеческого, и на исходе Межмирье заберет его насовсем. Или же ты желаешь изведать подобной связи, не теряя никого из двоих? Я пойму. Пара лет не срок, я приду как раз, чтобы ты могла соскучиться и броситься в мои горячие объятия, змейка. Слышишь, Иноходец, — я и так получу все, а ты ничего. Впрочем, можешь честно выполнить свой долг и через труп этой змейки дотянуться до моего горла. Ты дотянешься, Иноходец. Если только захочешь. Или останься рядом с нею — но ведь ты даже не осознаешь счастья, не насладишься до конца. Все через призму Межмирья. Без сердца. С каждой неделей становиться все равнодушнее к ней, тяготиться ею. Да не пройдет и пара лет, как ты целиком погрузишься в уничтожение чудовищ и преступников, бросив ее одну, и даже не вспоминая ее имя!

Змеелов глубоко вздохнул, мечтательно улыбнулся, запустил пальцы в кудри Рэми и с наслаждением вдохнул запах, уткнувшись в прядь лицом.

— Я так рад, что не пришел сюда раньше, — пробормотал он потом. — Не узнал ваших женщин и не успел пресытиться ими. Они такие… Другие! У них мягкие волосы, мягкая кожа, мягкий запах. У них шеи длинные, как у речных птиц. К этим шеям просто тянет. Эй, змейка, он когда-нибудь делал вот так?

Ашхарат ни на секунду не опускал левой руки. Ладонь ласкающе-жестко охватывала горло беззвучно плачущей Рэми, а губы двинулись по шее вверх, туда, где в ухе дрожала и качалась расстегнутая сережка.

Так уж получилось, что жизнь способствовала извращенному и исковерканному развитию в них обоих какого-то качества. Из Джерарда иногда выхлестывала через край страсть к актерству, приверженность эффектам и ритуалам. Из Ашхарата — сверхъестественная, болезненная, но околдовывающая чувственность. И при всем при этом Ашхарат выглядел котенком, который чешет лапой за ухом просто потому, что захотелось. Не преследуя вселенских целей. Без самолюбования.

Отдать сердце? Пускай без пугающей боли, без риска для жизни (отчего-то этот раскрашенный шут хочет, чтобы он, Джерард, жил). «Дотянуться через труп»? Не хватит ли трупов на твой короткий век?

— Забирай ее, — сказал Джерард и сложил руки на груди. — Забирай. Желаю счастья.

Думал, что придется отвернуться, иначе ему этого взгляда не вынести — всполошенного вторым предательством, потерянного, испуганного, умоляющего.

Он хотел добавить — я приду за тобой, Рэми, я найду способ. Но не желал давать обещаний, которых не мог исполнить наверняка.

Ведь Хедер он тоже обещал вернуться. Он многим и многое обещал, начиная с отца.

Удачливый должник, он пережил всех своих кредиторов. Почти всех.

Что же говорить теперь? «Рэми, я надеюсь, что он не убьет тебя сразу, а до тех пор я найду способ… » Честно, но гадко.

Ашхарат улыбнулся на прощание и исчез, и стражи ответили радостным воем.

— Ребята, я отдохнул, — сообщил им Джерард.

Судя по распахнутой пасти, звери были очень, очень рады этому факту.

«Жарко, — подумала Рэми, когда сияние полуденного солнца почти ослепило ее. — Ох, как жарко».

Ашхарат убрал с ее талии руку, и стало жарче во сто крат. Прикосновением маг оберегал приобретенную игрушку от знойного внимания отца-божества, теперь же она просто плавилась от беззастенчивых ласк светила.

В черном, вся в черном.

Не меньше, чем жуткое, никогда не виданное ею солнце, обжигали взгляды. Вначале она даже не разобрала, что не так, потом уже поняла: ее карие глаза были самыми светлыми в этом мире. Еще бы, жить при таком освещении. Все время щуриться?

Ашхарат поднял голову и, широко распахнув ресницы, оценил положение диска на небосводе. До заката не так уж много времени, просто сумерки здесь короткие. Разумеется, он заметил, с какой жадностью, хоть и исподтишка, разглядывают Рэми люди. Ну, может, наконец отвяжутся с этой своей глупой женитьбой.

Неплохая змейка. Высокая, тоненькая, светлокожая.

Не похожа ни на кого.

На месте претендентов на супружество он бы попытался избавиться от этой Рэми. Отравить, например.

Может, разрешить им это? Ну, спасти потом, конечно. Женщины любят, чтобы их спасали, чтобы о них заботились.

У Рэми закатились глаза, и она рухнула в обморок.

«Змейке надо в воду, — подумал Ашхарат. — Или хотя бы под навес. Попялились — и хватит».

Стены дворца мгновенно укрыли их двоих, словно только что были возведены из песка прямо здесь. На всякий случай Ашхарат послушал Межмирье, — лениво, вполуха. Ликующая ярость стражей принесла ему успокоение. У Иноходца есть развлечение, возможно, не такое приятное, но тоже достойное.