И при этом отмахивается от Глеба, точно от мухи.

Андрей заливает кипятком две ложки "нескафе", раскрывает Глебову папку: Не будем, типа, отвлекаться, давай глянем, что у тебя тут.

– Ты прав, Ося, - соглашается Бен (улыбка не сходит с его лица).
– Тут дело в другом. Виндоуз рулит точно так же, как рулит поп-музыка. Воплощение софтверной попсни.

– Вырубить нахуй, - отрезает Ося.

– А вот и нет!
– восклицает Бен.
– Помнишь, ты мне объяснял: ЛаВей говорил, что настоящий сатанизм - не среди блэк-металла или там сибирского панка…

– ЛаВей не знал про сибирский панк!

– И это не случайно! Потому что сибирский панк - это уже не круто. Это, собственно, вообще не круто. Потому что - я продолжаю - настоящий сатанизм - среди наиболее бездарных записей попсни. А ты не будешь спорить, что Виндоуз - прекрасный пример бездарной попсни.

– Чушь, - говорит Ося, взмахом руки словно отсекая от себя собеседника.
– ЛаВей понимал сатанизм довольно примитивно. По большому счету, это несколько вульгаризированное, чтобы не сказать христианизированное, кроулианство.

Глеб тем временем рассказывает Андрею, что работает в "Кварке" и "Фотошопе", а про себя думает, что последний раз сидел за компьютером года полтора назад, и надеется, что ничего нового с тех пор не придумали. Нормально, говорит Андрей, закрывая папку, и в этот момент в кухню входит крупный рыжебородый мужчина - очевидно, Илья Шаневич.

– Привет всем, - бурчит он.
– Почему ни одна свинья не убрала после вчерашнего? У меня здесь что, притон?

– Я вообще только пришел, - говорит Бен, продолжая улыбаться.
– И, по-моему, тут все круто.

– Понятно.
– Шаневич почесывает заросшую рыжим волосом грудь.
– Опять придется Нюру Степановну просить, - и вопросительно смотрит на Глеба, только что его заметив.

– Это Глеб Аникеев, будет верстать журнал, - поясняет Андрей.
– Мне его Миша Емельянов рекомендовал.

– Емельянов - незаменимый кладезь ценных кадров, - говорит Шаневич.
– Жить он тоже тут будет?

– Нет, почему?
– удивляется Глеб.
– У меня своя квартира есть.

– Тебе везет, - зевает Илья.
– Я вот не уверен, что могу про себя это сказать.

– А ты свежие "Русы" читал?
– спрашивает Бен.

– А что, опять Тимофею досталось?

– А то как же! У них там, похоже, газават.

Голова идет кругом. Давай повторим, сколько же их было. В прихожей: Арсен в шапочке, Снежана в маечке. В коридоре: Бен в рубашке с широким воротником. В комнатушке: Андрей с линзами и бутылкой пива. На кухне: Ося в клетчатом, рыжеволосый и бородатый Илья. Шесть человек за полчаса: слишком много впечатлений для того, кто последний год почти не выходил из дома.

Проще запомнить геометрию квартиры: прихожая, две комнаты налево (там офис), одна направо (там гостиная). Потом - коридор, оттуда - три двери в маленькие комнаты, наверно, спальни. В конце коридора - кухня. Экскурсия по Хрустальному, говорит Андрей, он Хрустальный, потому что проезд. Вот офисная часть, вот жилая.

– А кто живет в жилой?
– спрашивает Глеб

– Кто угодно. Сейчас - я, Снежана, сам Шаневич, иногда - Муфаса, иногда Ося, но редко - он человек семейный. Ты тоже можешь тут ночевать, если захочешь.

– А почему вы тут живете, а не дома?

– Потому что у нас нет дома, - отвечает Андрей.
– Я из Екатеринбурга, Муфаса типа из Африки. Снежана как бы из Болгарии.

– Что значит - как бы из Болгарии?

– Ну, типа, она болгарка. А приехала вроде из Калифорнии.

– А, - кивает Глеб. Дай бог разобраться и без выяснения деталей.

Офис - большая комната, на длинном столе вдоль окон - четыре компьютера. На экране ближайшего - картинка: светловолосая девушка, невысокая, но полненькая, нерешительно улыбается на фоне башен Старой Праги. В офисе удивительно чисто - если не считать стопки газет на полу.

– Вот здесь мы и будем делать наш журнал про Интернет, - говорит Андрей.

– Честно говоря, - сознается Глеб, - я с Интернетом не очень… на старой работе у меня только почта была.

На самом деле, Глеб не работал уже полтора года, а почтой пользовался пять раз в жизни: приходил к Феликсу в институт послать е-мэйл Тане, когда она первый раз уехала во Францию. Глеб тогда еще не подозревал, чем все кончится, - но уже чувствовал приближение апатии. Первая ночь без Тани: он вдруг понял, что последние восемь лет ни разу не спал один. На большой пустой кровати было неуютно, проворочался полночи, уснул под утро.