– Вот дверь, которую я искала, – сообщила она, остановившись, чтобы провести рукой по двум резным гербам четырнадцатого века. Точно так же она ощупывала эти эмблемы и в тот раз, когда дедушка впервые привел ее сюда, чтобы рассказать историю ее благородного рода.

Мадлен помнила, какая горечь звучала в голосе старого графа, когда он объяснял ей:

– Я не смею подвести тебя к парадному входу, ma petite fille. Увы, мы вынуждены стоять здесь, как торговцы рыбой у дверей богатого купца. Ибо в доме, который веками принадлежал Наварелям, теперь поселилась наглая чернь.

Хотя со времени того разговора прошли годы, Мадлен до сих пор не могла избавиться от сострадания к старику, который всю жизнь потратил на оплакивание богатства и привилегий, некогда принадлежавших ему по праву.

Бросив прощальный взгляд на свой родовой герб, она мысленно захлопнула дверь своего аристократического прошлого и распахнула другую, ведущую в неизвестное будущее, куда собирался доставить ее этот суровый англичанин. Мадлен вдруг пришло в голову, что он удивительно терпелив с ней, учитывая явную вспыльчивость его натуры. Сначала он помог ей похоронить деда, подвергаясь огромной опасности, а вот теперь смиренно ждет в этом темном трабуле, пока она распрощается со своей жизнью в Лионе. Возможно, на самом деле он не такой уж черствый и бездушный, как кажется…

– Я готова, – проговорила Мадлен, чувствуя, как в потаенном уголке ее сердца зарождается симпатия к этому загадочному незнакомцу, которому отец поручил быть ее защитником. – Обещаю вам, больше мы не задержимся ни на одну лишнюю минуту.

– А я обещаю, что при первой же попытке нарушить это обещание я вам его напомню.

Язвительный сарказм в его голосе слишком явно свидетельствовал о том, что Тристан Тибальт не был ни терпелив, ни сострадателен. Просто-напросто он выполнял неприятное задание Калеба Харкура. Но по какой-то необъяснимой причине неодобрение этого угрюмого англичанина выводило Мадлен из себя. Она внезапно задалась вопросом: сколько в это смутное время платят лондонские купцы за доставку в родительский дом дочерей из Франции?

– Сколько нам еще идти? – мгновение спустя осведомился Тристан сдавленным голосом.

– Я не уверена, мсье. С тех пор как я в последний раз спускалась в трабули, прошло довольно много времени.

– Если бы вы передвигали ноги немного быстрее, мне было бы очень приятно, – проворчал Тристан сквозь сжатые зубы.

– Быстрее, мсье?! – Испуганная настойчивостью этой просьбы, Мадлен обернулась и окинула его взглядом. Вот опять… этот демонический взгляд… эти крепко сжатые кулаки… Казалось, англичанину приходится сдерживаться изо всех сил, чтобы не наброситься на свою спутницу со всей накипевшей в его груди злобой.

– Да, быстрее, мадемуазель. Я хочу взять лошадь и экипаж Форли прежде, чем их постигнет судьба моей собственной лошади.

Ах, вот что его беспокоило! Англичанин потерял свою лошадь по вине Мадлен и, должно быть, именно поэтому на нее злился.

– Не бойтесь, мсье, – язвительно проговорила девушка. – Я прослежу за тем, чтобы мой отец компенсировал вам эту потерю.

– Потерю? Какую потерю? – пробормотал Тристан, недоуменно наморщив лоб.

Мадлен воззрилась на него с изумлением. Неужели она имеет дело с сумасшедшим? Или он все-таки болен? Быть может, у него лихорадка? Жар? А иначе, почему он обливается потом в этих холодных, промозглых трабулях?

Не переставая терзаться этими вопросами, Мадлен прибавила шагу и, в сущности, пробежала последнюю четверть мили до выхода на Ла Крус Рус. Англичанин следовал за ней по пятам.

– Вот мы и пришли, – задыхаясь, сообщила она. – Осталось только пересечь этот квартал, и мы попадем к месту, где сливаются Рона и Сона. Мсье Форли говорил, что именно там он спрятал лошадь и кабриолет.

– Слава Богу, – прошептал Тристан Тибальт, уставившись на звездное небо над головой. Его чудные светлые глаза горели от восторга.

По обе стороны этого узкого переулка высились двухэтажные дома, однако, давящего потолка над головой здесь уже не было. Тристан прислонился к стене, глотая воздух, словно эта короткая пробежка отняла у него последние силы. Все это показалось Мадлен чрезвычайно странным: такой здоровый и крепкий на вид человек должен был бы без труда перенести это ночное приключение.

Мадлен прижала палец к губам, призывая Тристана хранить молчание. Она снова прикрыла фонарь курткой, но в переулке все равно было слишком светло от луны и света, льющегося из множества открытых дверей. Мадлен сделала глубокий вдох. Воздух был наполнен тяжелым восковым дымом от десятков свечей, горевших в домах, и странным затхлым запахом. Мадлен вспомнила, как дед говорил ей, что этот запах исходит от тканей, хранящихся здесь в ожидании доставки на корабли торговцев шелком, которыми так славился Лион.

Тристан Тибальт коснулся ее плеча.

– Что это за шум? – прошептал он. Мадлен прислушалась к знакомым звукам: клик-клак-дзынь… клик-клак-дзынь…

– Это ткачи… они ткут шелк… – шепнула она в ответ. – В этом квартале ткацкий станок есть в каждом доме. Члены семьи работают по очереди, а спят на чердаках. Поэтому ткацкие станки никогда не умолкают. – Она задумчиво нахмурилась. – Ткачам жарко за работой, поэтому они почти никогда не закрывают двери домов. Чтобы добраться до цели, нам придется пройти мимо десятков открытых дверей. Остается лишь молиться Господу, чтобы нас не заметили.