Узнав, что бойскауты собираются в парке имени Демьяна Бедного, отправились туда. Вспоминаю парней примерно нашего возраста: чисто и аккуратно одетые, все при галстуках. В галстуках тот их значок — не то вензеля, не то распускающийся цветок. Они сидели на лужайке, а вокруг лежали большие кипы листовок, написанных от руки. Первыми тогда начали не мы — кто-то из их компании выкрикнул зло:

— Вшивый комсомол идет!..

Слов больше не требовалось. Мы приступили к работе, в общем-то грубоватой, но мужской. Правда, потом выяснилось, не совсем и законной. Короче, отдубасили мы нэпманских парней — они не выдержали нашего натиска и разбежались, оставив на поле боя немало модных галстуков, манишек и свои листовки.

На следующее утро к нам в класс во время занятий вошли люди в милицейской форме. Я сразу понял, в чем дело, и предъявил несколько тех листовок, которые догадался захватить с собой после драки в парке Демьяна Бедного. Внимательно прочитав их, представители милиции задумались — листовки-то оказались далеко не безобидные. Чаша весов правосудия потянула в нашу сторону. Несколько вопросов, доведение до сведения общих положений о правилах поведения в общественных местах, порядке наказания за рукоприкладство — и мы расходимся по-мирному.

Вскоре в моей трудовой биографии произошли существенные перемены. Директор фабрично-заводского училища объявил, что нашему заводу необходимы дизелисты. Желающих перейти на новую работу было мало: снова учеба, пятнадцати процентов зарплаты при этом лишаешься. Я, однако, согласился и ничуть не пожалел: закончил курсы, стал на заводе сменным дизелистом, работой был вполне доволен. Тут ведь тебе и техника, и особое доверие — дизеля-то снабжали электричеством весь завод. Нравилось мне принимать дежурство под расписку, потом докладывать — по телефону! — о том, что вот-де сменный дизелист такой-то смену принял и к работе готов. Тогда, помню, меня избрали уже членом бюро комсомольской организации «Пролетария», поручив культурно-массовый сектор. Самое, пожалуй, живое и энергичное направление работы среди молодежи, но я справлялся.

В то время в Новороссийске начали появляться автомобили различных марок — «рено», «мерседес», «дедион», наш отечественный грузовик АМО. Многие из них стояли в бездействии — не хватало шоферов. И вот, прочитав объявление о наборе на курсы автоводителей, я загорелся желанием сесть за руль!

Сейчас, спустя многие годы, по-прежнему люблю автомобиль. Привычно ремонтирую свою «Волгу», внес в машину немало различных приспособлений, дополнительных устройств. Тогда же мне предстояло целых шесть месяцев учиться без всяких стипендий и чьей-либо поддержки. Но по молодости все казалось преодолимо, похоже, и в самом-то деле вместо сердца бился «пламенный мотор», — и я стал учиться.

Трудно было, что тут скажешь. Есть нечего, пообносился. Друзья, как могли, поддерживали, и однажды кто-то из приятелей подсказал:

— Женька, ты дуй в интерклуб — там, кто боксом занимается, харчи дают.

Я последовал совету и вскоре записался в кружок бокса того клуба, где проводили свое свободное время иностранные матросы. Начал тренироваться. После каждой тренировки нам давали маленькую булочку и сырок. Нельзя сказать, что харч слишком обильный, но меня и это устраивало. Таким образом, днем занимаюсь на курсах шоферов, вечером тороплюсь боксировать. Спустя какое-то время тренер и говорит:

— Савицкий, драться будешь.

— С кем? — спрашиваю.

— Да тут негры из Англии приплыли. Хотят подразмяться с русскими.

Признаюсь, я не очень жаждал такой встречи. На булочке с сыром разминку с откормленным матросом долго ли выдержишь? Но и отказаться было невозможно. Во-первых, я русский. Если чужеземцы вызывают на бой, значит, надо выходить. Это однозначно. А во-вторых, булочки те тоже следовало отработать.

И вот ринг. Любителей бокса собралось немало — больше с иностранных пароходов. Лопочут на разных языках, чувствуют себя раскованно, как дома. Гляжу, готовят к выходу моего соперника — негр, здоровый такой, наверняка тяжелее меня был, да и ростом выше. Зубы горят, глаза сверкают — страшен, черт!

— Ты, Савицкий, не спеши. Удары держишь хорошо, экономь силы-то, — напутствовал меня тренер. — Три раунда. Присмотрись, в чем слаб противник, защиту как строит…

Что уж там присматриваться было! Моя-то школа кулачного боя — Станичка на Нахаловку, драки с беспризорниками, потасовки с нэпманами. А тут спец, на месте даже постоять спокойно не может — прыгает, перчаткой о перчатку похлопывает, зубы щерит. Не терпится с русским сразиться. Я для приличия тоже улыбаюсь: мало ли что из Англии, а может, этот негр пролетарий вроде меня…

Вышли на ринг, поприветствовали друг друга, разошлись по углам. Раздался гонг — и тут, словно ураганный ветер, негр налетел и, не успел я опомниться, начал молотить меня, да так, что казалось, будто весь спортзал, целый мир заполнился его кулаками. Пришлось уйти в глухую защиту. Приказываю себе: «Спокойно, спокойно…» Только откроюсь — удар! Еще удар!.. Дотянул кое-как раунд. Сел в угол, тренер что-то выговаривает, машет мокрым полотенцем. А я ничего не слышу..

Во втором раунде уже не дал противнику налететь на себя так неожиданно. Рванул после гонга навстречу ему — сошлись мы посредине ринга, а в ближнем бою, вижу, не так уж и силен этот мужик. В какой-то момент, правда, словно чем-то резануло меня по лицу. Судья остановил нас, сделал замечание: удар был нанесен запрещенный — открытой перчаткой. Негр раскланялся вежливо, что-то проговорил: согласен, дескать, — и опять запрыгал. А я все заметнее начал уставать. Дышать было трудно, ноги отяжелели, как-то все безразлично стало. Подумал: «Скорей бы уж кончилось все это…» И тут чувствую — лечу!..