«Нет, не в бассейне. В Купели, — мысленно поправила себя Пиц. — Там, где эти слюнтяи вымокнут до нитки».

Еще пятнадцать минут назад она сидела и слушала, как преподобный Ассорти вещал прихожанам про то, что воссоединиться со вселенной можно, отправив душу в свободное плавание. Деньги служили тем балластом, который тянул вас ко дну великого Космического Моря, а там, на этом дне, вас поджидали Крабы Раскаяния и Омары Угрызений Совести, готовые вцепиться в ваши пятки и высосать из вас всю хорошую карму. Слыша эти жуткие прогнозы, прихожане постанывали и издавали булькающие звуки.

И все же была, была надежда! Вот что сказал об этом преподобный Ассорти:

— Но нет! Это еще не все!

Затем он попросил своих миловидных ассистенток вывести на всеобщее обозрение тех прихожан, которые во время службы на прошедшей неделе избавились от наибольшего балласта. Ассистентки, у которых во все стороны топорщились плавники, были похожи на не прошедших кастинг кандидаток в статистки в гастрольную труппу из Лас-Вегаса, ставящую «Русалочку» Ганса Христиана Андерсена. Их рыбьи хвосты сильно затрудняли передвижение по проходам, поэтому ассистентки ограничивались тем, что выкрикивали имена сугубо отличившихся в микрофоны, замаскированные под фигурки лобстеров.

С радостными возгласами, которые звучат разве что в последних сценах «Флиппера» [51] , избранные вскакивали со своих мест, шагали по центральному проходу и по ступенькам взбирались на помост, окружавший бассейн с дельфинами. Один за другим они удалялись за ширму, откуда вскоре появлялись в купальных костюмах и плавках. Пиц была потрясена тем, сколь многие здесь владели способностью преподобного Ассорти к скоростному переодеванию, однако ее потрясение развеялось, когда она разглядела за ширмой еще один отряд ассистенток, которые умели раздеваться и раздевать других даже быстрее, чем возбужденный подросток шестнадцати лет.

Как только образцовый прихожанин появлялся из-за ширмы, его или ее подводили к краю бассейна с дельфинами, где поджидал преподобный Ассорти с хрустальным трезубцем в руке. Он произносил несколько слов насчет того, что в нашей жизни случаются приливы и отливы, о том, что некоторые предпочитают плыть по течению, про то, как наша жизнь похожа на реку, в которой сосредоточены все знания, а также про то, что грешники — это ил, скопившийся на дне пруда, и еще про то, что не надо слушать отщепенцев, подвергавших критике методы Приюта для Души и Купели Звездного Чада, потому что оные отщепенцы представляли собой не что иное, как всего лишь жалкие мокрые полотенца.

Затем с помощью трезубца преподобный Ассорти подталкивал прихожанина к бассейну и в итоге сталкивал в пучину вод. Дельфины, они же Звездные Чада, радостно кружили около каждого очередного свалившегося в бассейн человека. Одни из людей вызывали у дельфинов интерес, других они напрочь игнорировали. Но никто не расстраивался, поскольку, согласно произнесенной преподобным Ассорти проповеди, не к телу должны были притронуться Звездные Чада, но к душе Искателей Совершенства, и всякий вылезавший из бассейна утверждал, что он (она) чрезвычайно тронут(а).

Все это было очень волнующе. На самом деле в волнении своем те члены общины, которые на этой неделе не попали в число избранных, решали, что им следует возвысить свой душевный порыв, и потому щедрой рукой наполняли корзинки сбора пожертвований.

Затем сверху опустился занавес в виде рыбацкой сети и отделил от остальной части зала бассейн. Члены общины потянулись к выходу. Орган играл избранные места из «Водной музыки» Генделя на фоне записанных на магнитофонную пленку песен китов. К этим звукам весьма мило примешивались периодические «шлеп-шлеп-шлеп», издаваемые плохо вытертыми ступнями, обутыми в дорогие итальянские кожаные туфли. Когда величественные двери обители закрылись за последним из прихожан, преподобный Ассорти снял с головы ракушечную тиару и отклеил фальшивую бороду. Он нырнул за ширму с радостным вздохом, значение которого можно было истолковать либо как удовлетворение от удачно проведенной службы, либо как «Слава тебе, Господи, все позади!».

У Пиц на этот счет сложилось собственное мнение.

— С меня довольно, — произнесла она, ни к кому не обращаясь. — Я сдаюсь.

— Что вы сказали? — Преподобный Ассорти высунул голову из-за ширмы. Вид у него был искренне озабоченный.

— Вы меня слышали, — отозвалась Пиц. — Я сдаюсь. Ухожу. Я так работать не умею. Если будущее «Э. Богги, Инк.» будет зависеть от кого-то, кто способен наблюдать за подобной дребеденью со старой доброй улыбкой мисс Америки, то этот кто-то — не я. Оставляю поле деятельности моему братцу Дову. Если ему так угодно, пусть, как говорится, крутит колесо, а я ухожу.

Она поднялась и направилась к лесенке, по которой можно было спуститься с помоста, окружавшего бассейн.

Хрустальный трезубец вонзился в деревянную ступень всего в дюйме впереди занесенной ноги Пиц. Она резко обернулась и гневно уставилась на преподобного Ассорти, которому удалось с такой непревзойденной точностью метнуть свое сверкающее орудие. На лице Пиц застыло выражение искреннего изумления вкупе с неподдельным восхищением перед скоростью реакции, щегольством и мастерством броска. Преподобный Ассорти небрежно пожал плечами.