— Интересно, если Эйрик сбежит, то куда он рванет на этот раз? В Валланд? — шутили викинги Хильдрид.

— Куда бы ни рванул, делов он еще наделает, — заметил Хольгер.

— Сомневаюсь, что рванет. Зачем ему, в Денло он найдет себе сколько угодно сторонников, — ворчливо ответил Альв. — Он, говорят, тоже раздает земли направо и налево.

— Мне казалось, что норманны, вроде бы, так не делают, — сказал один из британских воинов Ятмунда, Кадок, которого не звали, но который пришел послушать — он тоже собирался драться с Эйриком.

— А чем норманны хуже других? Они тоже любят кушать хлеб и пить пиво. Для этого нужно растить зерно, и растить его на земле.

— А что — норманны сами роют землю? — поинтересовался другой англичанин.

— А что — за англичан это делают пикты? Или скотты?

— Нет, но рабы же…

— Рабы рабами, но не они же одни едят. У нас на севере работают все.

— Что — и короли?

Хильдрид не поднимала глаз от пола, и за плечами здоровенных мужчин была почти не видна, но когда она заговорила, все остальные замолчали.

— Конунг Харальд Прекрасноволосый был одним из лучших кузнецов Нордвегр. Я до сих пор ношу меч, который он выковал.

— Да? А еще чем он занимался?

— По дереву резал. Он был хорошим мастер.

— Да уж…

— Меч можно посмотреть? — спросил один из англичан. Гуннарсдоттер пожала плечами, вынула из ножен клинок, осторожно протянула рукоятью вперед. Осторожно не потому, что боялась обрезаться — по лезвию без опаски можно было провести пальцем, свой меч она никогда не пыталась заточить до бритвенной остроты, это ни к чему — а потому, что избегала касаться руками металла — под пальцами тот мог заржаветь. — Да, хорошая работа.

Гуннарсдоттер — единственная женщина в обществе нескольких десятков мужчин, собравшихся в общей зале, чтоб обсудить грядущее завоевание Нортимбраланда — ткнула сына локтем в бок.

— Итак, сколько тебе потребуется времени, чтоб собрать армию, юный хевдинг?

— Матушка, я полагаю, не пройдет и полугода.

— Что ж, это, конечно, замечательно, но во-первых, воевать принято летом — не тяни до Зимней Ночи. А во-вторых, доходят слухи, что Эйрик тоже не зевает. Говорят, что он отправился в Дюплинн. Или в Хлюмрек [36] . Куда-то на запад. Собирать людей. В Хьяльтланде [37] и на Северных островах он вроде как уже побывал.

— Откуда ты это знаешь? — вскинулся Орм.

— Купцы рассказали. Я сегодня покупала холст. Кстати, нортимбраландский. Отличный холст.

— Что еще тебе рассказал купец?

— Многое. Но об Эйрике я ничего больше не услышала.

На берегу готовили корабли — драккар Орма, «Змей», доставшийся ему от отца, драккар Хильдрид, «Лосось», и другие драккары. Несмотря на открытую нелюбовь Ятмунда к скандинавам отстаивать его интересы были готовы четыре отряда викингов, большинство из которых, как ни странно, происходили не из Денло, а с севера. Адальстейн был достаточно умен, чтоб привлечь под свою руку многих норманнов, на службу которых никогда не жаловался, а его брат был умен достаточно, чтобы не гнать их прочь.

И теперь, когда Нортимбраланд был поделен одновременно между последователями сразу двух херсиров, викингам предстояло встретиться в бою с викингами. Впрочем, для них это было самым обычным делом. В бою они встречались и на родине, и далеко от нее — разные отряды викингов могли служить разным государям. Жители Нордвегр, конечно, давно забыли о тех временах, когда за земли или добычу разные племена скандинавов сражались с другими — халейги воевали с ругиями, а ругии с трандами — но сталкиваться в бою приходилось. Наблюдая за тем, как смолят ее «Лосося», Хильдрид вспоминала о Регнвальде Прямоногом.

Прямоногий был нелюбимым сыном Харальда Прекрасноволосого. Конунга однажды в жизни угораздило потерять голову от красивой дочки финна, смуглой, черноволосой и большеглазой девицы, которую в Нордвегр называли Снефрид — как ее называли по-фински, не знал никто. Девица оказалась не слишком-то покладистой. Он женился на ней, потому что иначе не смог ее получить. Почему у него не поднялась рука убить ее отца и взять красотку силой, он и сам не понимал. Снефрид родила конунгу четырех сыновей. Что уж она там по ночам делала с Харальдом, никто не знал, но на шесть лет их брака конунг совершенно забыл обо всем на свете. Он занимался только женой.

А когда она умерла, любовь быстро сменилась ненавистью. Чтоб отвлечь Прекрасноволосого от мыслей о покойной супруге, к нему привели жреца, и тот послушно прошамкал что-то о приворотном зелье и колдовстве. Харальд пришел в ярость и приказал никогда при нем не поминать имени прелестной дочки финна. Уснувшей вечным сном Снефрид было уже все равно. А вот ее сыновьям — нет. Когда отец прогнал их, они были еще слишком малы, чтоб начать свару. Но зато было предостаточно доброхотов, которые ринулись в драку «в защиту детей». Как это бывало всегда, со временем Харальд оттаял и признал, что сыновья не виноваты в том, что их мать — колдунья, позволил воспитывать их, как полагается, посулил в будущем положенные владения.