Наконец они добрались до неприметной двери на внутренней стороне крепостной стены. На земле у двери лежало множество подношений.

Джормундур постучал, и дрожащий голос изнутри спросил:

— Кто там?

— Госпожа Насуада пришла посмотреть вашу девочку, — сказал Джормундур.

— А вы пришли с чистым сердцем и твёрдой уверенностью?

На этот раз ответила Насуада:

— Сердце моё чисто, а помыслы твёрды как сталь.

— В таком случае переступите порог. И добро пожаловать.

Дверь распахнулась, и они вошли в небольшую прихожую, освещённую одним-единственным красным светильником, явно сделанным гномами. В прихожей никого не было, и Насуада прошла дальше, в комнату, стены и потолок которой оказались завешенными какой-то тёмной материей, отчего помещение стало похоже на горную пещеру или логово какого-то зверя. Как ни странно, но здесь было значительно прохладнее, чем снаружи. На Насуаду повеяло каким-то ледяным дыханием — такое ощущение бывает порой поздней осенью, когда ночью вдруг поднимется северный ветер. Понимание того, с чем связано это холодное дыхание, острыми когтями вонзилось ей в душу: магия.

Чёрная ячеистая занавесь преградила ей путь. Она отодвинула её и оказалась в комнате, видимо бывшей гостиной. Из мебели здесь сейчас остался лишь ряд стульев у стены, тоже задрапированной тёмной материей. Гроздь мелких светильников — тоже изделие гномов — свисала из чёрных складок с потолка, отбрасывая по сторонам таинственные блики.

В углу скорчилась согбенная карга, которая как-то затравленно смотрела на вошедшую Насуаду. Рядом со старухой находились травница Анжела и кот-оборотень, у которого вся шерсть встала дыбом. В центре комнаты стояла на коленях бледная девочка лет трех-четырех и сосредоточенно поглощала какую-то еду. Никто не сказал Насуаде ни слова, так что она, несколько смутившись, заговорила первой:

— И где же тот ребёнок?

Девочка подняла на неё глаза, и у Насуады перехватило дыхание: она увидела на лбу у ребёнка ярко светившуюся отметину дракона. А когда она заглянула поглубже в фиалковые глаза девочки, ей и вовсе стало не по себе. Малышка, изогнув губки в неестественно мудрой, пугающей усмешке, пристально посмотрела на Насуаду и сообщила:

— Я — Эльва.

Насуада невольно отшатнулась, стиснув рукоять кинжала, который всегда носила прикреплённым к левому предплечью, ибо то был голос не ребёнка, а взрослой, опытной женщины. Полный неестественного цинизма, он особенно чудовищно звучал в устах этой малышки.

— Не бойся, — сказала Эльва и отодвинула в сторону пустую тарелку. — Я твой друг. — Она повернулась к старухе, скорчившейся в углу, и приказала: — Принеси мне ещё еды. — Старуха поспешно вышла из комнаты, а Эльва, похлопав ладошкой по полу рядом с собой, пригласила Насуаду: — Пожалуйста, сядь. Я жду тебя с тех пор, как научилась говорить.

Не в силах выпустить из рук кинжал, Насуада осторожно опустилась на каменный пол.

— А когда ты научилась говорить? — ласково спросила она.

— На прошлой неделе. — Эльва сложила руки на коленях и уставилась на Насуаду, просто пригвоздив её к месту неестественной силой своего взгляда.

Насуаде казалось, что её череп насквозь пронзают два синих копья, проникая в мозг, ворочаясь там и раздирая в клочья все её мысли и воспоминания. Она с трудом удержалась, чтобы не вскрикнуть. А девочка наклонилась к ней ещё ближе, коснулась своей мягкой детской лапкой её щеки и сказала:

— А знаешь, даже Аджихад не смог бы руководить варденами лучше тебя. Ты избрала верный путь, и твоё имя будут славить в веках за то, что у тебя хватило мужества и предусмотрительности перевести варденов в Сурду и готовиться к войне с Империей, хотя все остальные считали это совершенным безумием.

Насуада растерянно посмотрела на неё. Точно ключ, отлично подобранный к замку, слова Эльвы отпирали все её, Насуады, тайные страхи и сомнения, не дававшие ей спать по ночам. И невольно её охватило чувство безграничного доверия и такого душевного покоя, каких она не знала со дня гибели Аджихада. Слезы благодарности и великого облегчения хлынули у неё из глаз. Эльва сказала именно те слова, что только и могли утешить и успокоить её. И Насуада была ей за это безмерно благодарна. Однако она тут же подумала о том, что подобная слабость для неё недопустима. Уж не навёл ли кто из магов на неё свои чары? И зачем? Недоверчиво глянув на Эльву, она спросила:

— А кто ты и откуда знаешь все это?

— Я есть то, чем меня сделал Эрагон.

— Но он же благословил тебя!

Ужасные древние глаза на детском личике подёрнулись дымкой печали; Эльва чуть опустила веки и сказала:

— Он не понимал, что делает, и нечаянно заколдовал меня. И с тех пор, стоит мне увидеть человека, и я сразу чувствую все, что его мучит и тревожит. И будущее его сразу вижу. Когда я была поменьше, я ничего не могла с этим поделать — все получалось само. Вот я взяла и выросла!