У меня зародилось подозрение, что слабак Белкин поставил не на ту лошадь. Более того, у меня зародилось сомнение, что при подобном накале дружелюбия мы вообще достигнем ворот лагеря.

— Придурки, — сплюнула жена предпринимателя. — Конченые придурки...

Тут случилась странная вещь. Я совершенно точно помню, что внимательно посмотрел на эту женщину, вспомнил ее имя и даже вспомнил, где они жили в поселке. Но лицо ее так и не отложилось в памяти, оно словно растеклось, как растекается действительность за стеклами запотевших очков. И муженька ее, здоровенного малого, я никак не мог зафиксировать.

Люди из страны Пустота.

— Сытые, состоятельные, наглые хозяева поселка, леса, бывшего лагеря и бывшей страны. Совершенно безликие. Впрочем, в тот момент я не придал значения пустоте.

— Что вы орете? — Из сарая с канистрами в руках вывалился сержант Комаров, одну канистру передал мне, другую попытался вручить Мартынюку.

Мартынюк наморщил нос, подцепил грязную канистру двумя пальцами. Колонна тронулась.

— Эй, сержант, прикрывай, следи за небом! — почти Дружелюбно окликнул Жан Сергеевич.

Комаров намеревался что-то возразить, но «большой брат» уже ломился сквозь изгородь. Комаров передернул затвор «макарова», кажется, он уже забыл, что хотел сказать. Порой он находился очень далеко.

На Березовой аллее ползали мрачные тени. Поджаренный плотный воздух зависал над мертвыми огородами, шорох шагов раскачивал мои дерганые нервы. Где-то там, позади, в гараже загрохотало, за нами выбежал маленький потрепанный человек с двадцатилитровой пластмассовой флягой. У человека были перепутанные волосы странного окраса, сверху седые, а корни — рыжие.

— Стойте, пожалуйста! — сиплым шепотом кричал он. — Я с вами, стойте!

— Что за чмырь? — брезгливо спросил спортсменов Жан.

Те пожали плечами.

— Яцко я, Вениамин... Тамара Маркеловна, не признали? Я у Зинчуков гостил...

— А, это ты, — равнодушно отмахнулась директорша. — Иди, куда хочешь, ты не в зоне...

Я этого мужчину не помнил, хоть тресни. И не помнил, когда он успел прибиться к нашей коммуне. Когда он догнал нас, задыхаясь и шаркая, я почти автоматически отметил кое-что.

Так же, как у некоторых других товарищей, у гражданина Яцко изменилась походка и косили глаза. Еще он постоянно чесал спину. Тех, кто расчесывал спину, я с превеликим удовольствием запихнул бы в изолятор. На всякий случай, хотя бы. Чтобы попытаться остановить инфекцию, если это инфекция, ввести элементарный карантин. Изолятор у нас в Жоркином гараже.

Там моя жена.

С ней нехорошо, впрочем. Впрочем, не хуже, чем с другими, напротив. Но я настоял, чтобы Неля оставалась в мастерской, примыкающей к гаражу. Она не в одиночестве, там старушки, трое последних, которых Нильс с Муслимом и Раду приволокли с Сосновой. Старушки не вполне адекватны, но Неля сумеет если что, постоять за себя. Так я решил, поскольку.

Лучше бешеные старухи, чем мои адекватные компаньоны. Иногда лучше иметь бешеных соседей, да.

Из-за нее я пошел, у меня на поясе две фляги и пластиковая бутыль.

До первого поворота на Сосновую шли след в след по дождевой канавке, бетонному полукольцу, утопленному в землю вдоль заборов. При каждом шаге под ногами хрумкали мумифицированные листья, взлетали облачка мертвой пыли. Мне привиделось вдруг, что иду по трупам, ага.

Кажется, Белкин потихоньку сползал в безумие.

Неприятности начались позже, у поворота к оградке лагеря. Справа, из-за большой ограды, уже слышалось металлическое шебуршание.

— Тихо, замерли тихо... — скомандовал Гриша.

Во мраке кустов не было видно, но мы уже не дергались. Привыкли, что шуршат. Они толклись там, за оградой, рыжие, похожие на морских ежей, или на мотки старой колючей проволоки. Кусты неведомой породы, об их ветки можно моментально изрезать руки.

Они шебуршали; если долго слушать, можно постепенно того. Не желаю произносить вслух. Они шебуршат в полном безветрии и выставляют острые иглы. Откуда они взялись? Кто-нибудь видел маленький куст или росток?

— Шо ты панику наводишь? — ругнулся на Гришу Жан. — От, блин, паникер...

Никто не видел маленьких кустов. Они появились разом, после очередной короткой ночи, вырвались из затмения, как стая блуждающих душ. Они подмяли брусничник, растолкали молоденький сосновый подлесок, впрочем. Подлесок давно уже мертвый. Особо нелепо, неправдоподобно выглядит картина с верхней точки, с чердака Жоркиного коттеджа. Как будто готовились к танковой атаке и раскидали посреди поля мотки колючки...

Спустя двадцать метров авангард колонны встал как вкопанный. Григорий поднял руку с карабином. В этот раз Жан не возмущался. Я не сразу отреагировал и больно ткнулся носом в потную спину «спортсмена» номер два.