Шрифт:
— Вселенная никогда не отличалась справедливостью, Доннерджек. Я не могу еще раз ее отпустить. Может быть, ты хочешь присоединиться к ней? Здесь не так плохо, как ты думаешь, — я сохранил много всего хорошего на своих Елисейских полях. А для тех, кто мне нравится, существуют разного рода уступки и приятные моменты.
— А мой сын?
— Он принадлежит мне в результате честно заключенной сделки. Неужели ты забыл условия?
— Нет, конечно, но не мог бы ты пойти на некоторые уступки сейчас, а не потом?
— То есть?
— Пусть поживет и познает жизнь, прежде чем ты его заберешь.
— Жизнь есть страдание. Жизнь есть разочарование. Ему будет лучше, если я возьму его к себе немедленно и он вырастет здесь.
— Да, в жизни бывают плохие периоды, они необходимы, чтобы оценить хорошие — нежный ветерок летним днем, цветущий сад, который посадил ты сам, радость открытий — научных, да и любых других, вкус хорошей еды и вина, дружба и любовь. Все можно назвать любовью в той или иной форме.
— Любовь — самый большой обман из всех, изобретенных для того, чтобы побороть страх окружающего тебя мрака.
— Мне жаль тебя. Именно любовь помогла мне набраться мужества, чтобы предстать перед тобой.
— Жалость — бесполезная штука, Доннерджек. Я в ней не нуждаюсь.
— Тем не менее, если мальчик тебе сейчас не нужен, дай ему возможность познать жизнь.
— Он может стать опасным для обоих наших миров, если я позволю ему достигнуть зрелости.
— Ты не веришь в риск?
— Я не верю в обещания. — Танатос усмехнулся.
— Меня устроит даже скромное заверение.
— Я ничего не отдаю.
— И никогда не рискуешь. Как скучно!
— Я не говорил, что никогда не рискую.
— Ну так в чем же дело? Рискни сейчас.
— Что ты задумал?
— Я буду сражаться с тобой за его жизнь. Танатос вновь усмехнулся.
— Похоже, ты забыл, что меня нельзя уничтожить, — проговорил он через некоторое время. — Даже если тебе удастся расчленить то, что ты видишь сейчас перед собой, тот, кто следит за энтропией вселенной, снова соберет все части — где-нибудь, как-нибудь я вернусь. Я необходим для нормального функционирования вещей. Мое существование нельзя стереть. А ты — всего лишь смертный. Тебе не победить в этой битве.
— Я знаю. И потому надеюсь, что ты дашь мне фору.
— Какое-нибудь существо?
— Если я буду хорошо сражаться, ты согласишься на ничью и рассмотришь мое прошение.
— Как-то неловко получается. Ты взываешь к моей чести — в то время как все считают, что у меня ее попросту нет.
— Верно.
— Иными словами, если я посчитаю, что одержал победу… даже несмотря на то что ты будешь продолжать сопротивляться, я смогу забрать твою жизнь?
— Да.
— Ты меня заинтриговал. — Танатос помолчал. — Что ж, я согласен, — заявил он и исчез.
— Ищи так, как ты еще не искал никогда, — велел Доннерджек Медному Бабуину.
Однако первым заметил его Доннерджек. Танатос внезапно появился перед кабиной и протянул руку к окну.
— Пламя, босс?
— Нет. Ничего не предпринимай. Он проверяет. Неожиданно Танатос убрал руку, внимательно посмотрел на окно. Снова протянул руку и опять ее опустил.
— Интересно, как тебе удалось добиться такого эффекта, Доннерджек? — спросил Танатос. — Это ведь очень опасно.
— Только не для меня.
— Дай мне время, и я проникну внутрь.
— Но в данный момент ты не можешь, — заявил Доннерджек и бросил в Танатоса два чудесных магнита.
Танатос упал, а когда Доннерджек выглянул в окно, там уже никого не было.
В следующий миг противник снова возник перед кабиной, вытащив на сей раз руки из рукавов. Свет танцевал на кончиках его пальцев, превращался в шарики, которые устремлялись к кабине и взрывались в воздухе, не долетая.
— Что теперь?
— Это отвлекающий маневр. Ничего не делай. Мы останемся в живых, теперь я уверен.
Доннерджек нажал на рычаг, раздался протяжный свисток.
Огненная буря продолжалась, и через несколько минут Доннерджек проговорил:
— Выпусти лезвия.
Появилась пара длинных клинков, напоминающих лезвия ножниц, и сомкнулась на Танатосе.
Он распался на две части, огненная буря прекратилась.
— Выпускай пламя и бросай чудесные магниты. Две части Танатоса задымились и обуглились.
— Еще чудесных магнитов. Похоже, они на него действуют. Танатос растаял, когда появился первый магнит.