«Как все это странно», – подумала Паолина, сидя на мягкой кушетке, разглядывая наброски платьев и дожидаясь сэра Харвея.

Он вернулся где-то через двадцать минут, и по выражению его лица она могла догадаться, что он чрезвычайно доволен, правда, непонятно чем.

– А сейчас, моя дорогая, давайте займемся вашим гардеробом, – обратился он к ней.

– Уже поздно, – возразила она. – Нельзя ли отложить это до завтра?

– Нет, нет. Нам нельзя терять время. Эти платья должны быть готовы как можно быстрее. Мы не можем долго оставаться в Ферраре. Так что перейдем к следующему вечернему платью.

Он выбрал шитое серебром ламэ, которое Паолина отложила в сторону как слишком дорогое, и настоял на том, чтобы сшить платье целиком из него.

– Но как мы сможем позволить себе такое? – спросила Паолина по-английски сдавленным голосом.

– Вы еще будете удивлены, сколько мы себе можем позволить.

Портниха складывала ткани с выражением на лице, близким к восторгу. Такого заказа у нее еще не было.

– Я даю вам неделю, – сказал ей сэр Харвей. – Все, что не будет готово к этому времени, не оплачивается. Вам понятно?

– Конечно, ваша милость. Все будет готово к сроку. Шить для такой красивой леди, как ваша сестра, одно удовольствие.

Женщина сделала реверанс и удалилась. Сэр Харвей повернулся к Паолине, буквально упавшей на свою кровать.

– Вы устали, – сказал он. – Сегодня ночью нам обоим нужно хорошо выспаться. Первый шаг сделан, но многое еще предстоит.

– Это понятно, но все-таки, как же быть с деньгами? – спросила Паолина.

Она понимала, что такие вопросы задавать не следует, но не могла сдержаться. Она привыкла все время беспокоиться о деньгах, и ей иногда казалось, что вот сейчас сэр Харвей скажет ей, что все это было сном, и они должны будут бежать, так как не в состоянии заплатить за всю эту роскошь.

– Я уже несколько раз говорил, чтобы вы не напрягали свою очаровательную головку из-за денег, – произнес в ответ сэр Харвей.

Он вытащил что-то из кармана и протянул ей. Она посмотрела на него испуганными глазами, а потом восхищенно вскрикнула.

У него в руках была нитка жемчуга, великолепно подобранного жемчуга с немного крупноватой для таких бус застежкой.

– Жемчуг! – воскликнула она.

– Он ваш, – сказал он.

– Мой!

С выражением явного восторга на лице она протянула к нему руки, но потом отдернула их назад.

– Но я не могу принять это, – сказала она. – Он, должно быть, очень дорого стоит, а нам могут понадобиться деньги.

– Тогда наш капитал будет находиться в безопасности на вашей шее, – сказал он. – Лучше подумайте о том, какое впечатление он производит. Этот жемчуг очень высокого качества, это подтверждено профессионалом.

– Бусы прекрасны, – сказала Паолина, – но...

– Никаких «но», – твердо сказал сэр Харвей. – Жемчуг ваш, и я хочу, чтобы вы его носили.

– Так вот почему вы посылали за ювелиром? – спросила Паолина.

– Да, но не только, – ответил он. – Не стоит тратить время на вопросы. Лучше разрешите мне примерить его на вас.

Она послушно повернулась, и он застегнул бусы на ее шее, как будто выточенной из слоновой кости. На такой коже жемчужины излучали мягкий, неуловимый свет, сравнимый только с первыми проблесками рассвета на утреннем небе. Она осторожно дотронулась до них кончиками пальцев и прошла к зеркалу на туалетном столике.

– Никогда не думала, что буду носить жемчуг, – мечтательно произнесла Паолина.

Она оторвалась от зеркала и под влиянием внезапного порыва подбежала к нему.

– Спасибо! Спасибо! – воскликнула она.

Она чуть ли не искрилась от счастья обладания первыми драгоценностями в ее жизни. Все ее страхи исчезли.

Он наблюдал за ней молча, и выражение его лица оставалось серьезным. Он наклонился и поцеловал ее в щеку.

– Спокойной ночи, моя маленькая сестренка, – сказал он и вышел, тихо закрыв за собой дверь.

Паолина направилась обратно к туалетному столику, любуясь жемчугом. Она стояла, глядя в зеркало, и ей на минуту показалось, что бусы давят ей на горло и их нужно сорвать, словно она была пленницей, а они – ее цепями. Но очень скоро она отбросила всякие мрачные мысли и сосредоточилась на том, как идет ей это ожерелье, еще больше подчеркивая ее красоту.

Она медленно разделась, все время поглядывая в зеркало, и, скользнув под прохладную простыню, положила наконец свою уставшую голову на подушку.

Она надеялась, что заснет мгновенно, но сон не шел – мешали мысли, роившиеся в голове.

Воспоминания об отце, последнем годе его жизни, когда он был болен, не давали заснуть. Она старалась не думать о нем с любовью, так как любые моменты из их жизни, которые она вспоминала, сопровождались его раздражительностью, нервозностью, повышенным голосом, частыми ссорами, когда она делала что-нибудь не так.