– Подождали бы годков пяток, милорд, – пропищал юный голосок с другого конца стола.

Все присутствующие недоумевающе уставились на Мэйр Лесли.

– Почему? – развеселившись, осведомился Дариус.

– Потому что мне еще далеко до Дайаны. Она уже взрослая, а я еще мала идти с вами к алтарю, – без обиняков заявила Мэйр. – Я вам не моя сестрица, чтобы поднимать такой шум из-за того, с кем следует венчаться. И с первого взгляда поняла, что не желаю в мужья никого другого, кроме вас. Вам и не представить, как я страшилась, что сестра выберет вас!

– Сядь и замолчи, наглая девчонка! – заревел возмущенный герцог.

Мэйр покорно уселась и замолчала, поскольку уже высказала все, что хотела, по крайней мере на этот момент.

– Она возвращается с нами в Гленкирк! Не оставлю ее здесь, разыгрывать жеманную кокетку! – разъяренно прошипел отец.

– Не расстраивайся, – посоветовала мужу Фланна. – Твоя мать присмотрит за ней и научит себя вести, верно, мадам? Это последняя дочь, которую ты отдаешь Англии, потому что Сорча останется в родных местах.

– Она слишком молода, – пробормотал Гленкирк. – Дайане было одиннадцать, когда мы отдали ее матушке. Мэйр исполнится десять только этой осенью.

– Здесь не время и не место обсуждать подобные дела, – оборвала Жасмин сына и невестку. – Ваша старшая дочь только сейчас выбрала себе мужа. Мы должны отпраздновать помолвку и потолковать о свадьбе.

Патрик тряхнул головой, словно пытаясь ее прояснить, и, повернувшись к герцогу Роксли, сказал:

– Прошу прощения, милорд. Если вы действительно задумали получить в жены мою девочку, я рад иметь такого зятя. Ну а подробнее поговорим завтра, хорошо?

– Согласен, – кивнул Дэмиен Эсмонд. – А теперь, с нашего разрешения, мы с вашей дочерью прогуляемся в саду и побеседуем о нашем совместном будущем.

Гленкирк медленно наклонил голову, и Дэмиен, поднявшись из-за стола, протянул Дайане руку. Вдвоем они покинули столовую, и не успела дверь за ними закрыться, как герцог схватил Дайану в объятия и стал целовать, пока та не задохнулась.

– Я обожаю тебя, – повторял он, страстно сверкая глазами. – Я умирал тысячью смертей, воображая, что ты предпочтешь Дариуса. Пойми, тогда бы мне пришлось убить его!

– Я давным-давно предпочла тебя, – созналась она. – Еще до того, как мы покинули двор. Дариус – человек неплохой, но с ним ни о чем невозможно поговорить серьезно.

Он снова сжал ее руку, и они направились в сад.

– Я же говорил, Дариус терпеть не мог учиться. Он слишком земной. Поместье моего брата поистине великолепно, и все это дело его рук. Он вникает в каждую мелочь. Любит лошадей и собак. Гордится своими стадами. Я же предал почитаю книги, хотя никогда не пренебрегал своими обязанностями. Но для меня это нелюбимый труд, и он всегда великодушно помогал мне его выполнять.

– Вы чересчур похожи. Одно лицо. Мне было трудно различить вас, пока я не стала встречаться с каждым поодиночке, – призналась она.

– Я рад, что ты оказалась настолько умна. Такую хитрую уловку не каждому под силу придумать!

Они долго гуляли рука об руку, прежде чем он спросил:

– Твоя младшая сестра всегда так откровенна? Не уверен, правда, что она напугала моего братца!

– Последние пять лет я видела ее только урывками, когда они приезжали сюда. Но знаю точно: если она что-то задумала, не успокоится, пока не добьется своего. Может, Дариусу и следует ее опасаться.

– Но она так же умна, как ты. Молодая, разумная жена – возможно, именно то, что необходимо брату. Вряд ли он снова вернется ко двору. У него нет на это ни денег, ни времени, а когда твоя сестра подрастет, может, они и поладят. Подозреваю, что она станет взрослой намного раньше, чем он.

– Ты пригласил меня поговорить о возможности брака между нашими семьями? Или затем, чтобы целовать на свободе? – кокетливо осведомилась Дайана.

Герцог неожиданно остановился, увлек ее на зеленый газон под высокими кустами живой изгороди и уложил на траву, а сам наклонился над ней.

– Я чувствую огонь, скрытый под маской благонравия. И хочу, чтобы ты стала распутницей для меня, только для одного меня.

Его губы легко, дразняще коснулись ее губ.

– Не знаю, сумею ли, – прошептала она. – Я еще никогда не вела себя так вольно.

Ее сердце билось пойманной птичкой, в животе стало холодно. Она чуть поежилась под обжигающим взглядом голубых глаз.

– Ты хорошо училась? – допрашивал он, целуя ее в лоб.

– Да-а, – протянула она.

– Вот и прекрасно, потому что я научу тебя чувственности. Безграничной чувственности.