— И все? — удивился Федор, снова поднимаясь на палубу. — Нас даже никто не досматривал…

— Подожди, — успокоил его горбоносый, — главный досмотр еще впереди.

Миновав узкий проход, зерновоз вошел в огромную внутреннюю гавань, имевшую форму эллипса и со всех сторон окруженную крепостными стенами. Они попали в акваторию торгового порта Карфагена — обширное пространство, где находились десятки разномастных кораблей. Часть из них, плывших встречным курсом, выстроилась в очередь, чтобы покинуть Карфаген, загрузившись товарами. Остальные стояли у казавшейся бесконечной каменной пристани.

Когда зерновоз оказался на середине пути к ближайшему пирсу с возвышавшимися за ним складами, Федор заметил вдалеке еще одно громадное сооружение, отгороженное от торговой гавани двойным рядом крепостных стен. В одной из стен зияло отверстие узкого прохода, куда неспешно входила та самая квинкерема, что пересекла границу порта чуть раньше зерновоза. А в глубине внутренней акватории, скрывавшейся за неприступными стенами, заинтригованный морпех увидел массивное, увенчанное башней сооружение, возведенное, скорее всего, на острове.

Когда зерновоз подходил к причалу, Федор обнаружил, что их встречает досмотровая команда из шести солдат в уже знакомых ему кожаных панцирях и одного чиновника в зеленом балахоне и высоком колпаке.

— Лучше тебе рассчитаться сейчас, — напомнил капитан, — а то, кто тебя знает, еще улизнешь… Или что другое приключится…

Федор оглядел солдат и согласился. Капитан свою работу выполнил, а дальше — будь что будет. Они оба нырнули в трюм, где Федор отсыпал горбоносому практически все оставшиеся ассы и золотые монеты. Его кошелек после этого почти опустел. За душой морпеха осталось только два золотых кружочка достоинством в двадцать ассов каждый. Неплохие деньги для Рима, но в ходу ли они здесь, Федор не знал.

Капитан как в воду глядел. Едва взойдя на борт, чиновник осмотрел трюм и навел справки у капитана относительно его планов и товаров, сильно удивившись, что тот приплыл в Карфаген со своим зерном. Но пассажир в римских одеждах заинтересовал его гораздо больше. По дороге сюда Федор придумал себе легенду, суть которой заключалась в том, что он — житель местного городка Утики, [104] ремесленник, отправившийся торговать в чужие страны и в дороге захваченный римлянами. Долго находился в тюрьме, потом бежал. Приплыл в Карфаген тайно, ничего внятного не сообщив капитану нанятого судна. Это он и поведал таможеннику.

Чиновник внимательно выслушал легенду, изложенную на ломаном финикийском, и без долгих разговоров велел препроводить его в тюрьму для проведения разбирательства.

— Если ты не врешь, тебя отпустят, — сообщил чиновник, прищурившись на солнце и улыбнувшись, — но если ты лазутчик, тебя повесят. Римляне нам тут не нужны.

Обступив его со всех сторон — мало ли чего можно ожидать от рослого римлянина, тем более, что руки ему все же связывать не стали — солдаты под предводительством таможенника повели Федора с причала.

Скоро они миновали склады, где масса пестро одетого народа сновала между кораблями и огромными амбарами, перетаскивая туда свои товары. Таможенник покрикивал на толпу, а шедший рядом с ним командир охраны щедро раздавал тумаки рабам и ремесленникам. Федор не делал резких движений, но лихорадочно размышлял, как бы ему избежать обвинений в шпионаже в пользу Рима. А то еще и в самом деле повесят. Не затем он здесь оказался, чтобы сразу угодить в преступники.

Но тут случилось чудо. Иначе и назвать нельзя. У самой башни располагался небольшой рыночек, где торговцы со всех концов света перед отплытием распродавали, похоже, все, что не успели реализовать за время пребывания в Карфагене. У одного из развалов стоял Акир, собственной персоной, в синей тунике и яростно торговался из-за десятка богато отделанных слоновой костью кинжалов с каким-то смуглым человеком в расшитом хитоне с узкой заплетенной бородкой. «Скорее всего, египтянин», — решил Чайка, тем более, что он когда-то видел похожего на базаре в Афинах. Хотя мог и ошибиться.

Когда эскорт пленного морпеха поравнялся с местом бойкой торговли и, повернув, направился к высоченной, метров двадцати, крепостной башне, Федор заорал изо всех сил, так, что охранники схватились за мечи:

— А-киии-р!

Конвоиры остановились, воззрившись на странного римлянина, но убивать не стали, поскольку он никуда не бежал. Слуга Магона вздрогнул и обернулся. Несколько секунд он смотрел на Федора, наконец, узнал, а потом, забыв про кинжалы, бросился к солдатам, которые, толкнув пленника в спину и предложив заткнуться, продолжили путь к башне.

Акир, растолкав других торговцев, забежал вперед, догнал таможенника и начал что-то быстро лепетать по-финикийски. Федор разбирал лишь отдельные слова вроде «зачем» и «этого достойного человека». Перед самой башней таможенник нехотя становился, видимо, признав слугу сенатора. Акир отвел его в сторону и после коротких переговоров, в течение которых в ладонь бдительного таможенника перекочевало несколько монет, ухитрился освободить Федора.

— Что же ты сразу не сказал, что спас жизнь нашему великому Магону? — удивился таможенник, велев охранникам расступиться.