Имена Бога и, в частности, его представителя,наречённого Иисусом или Христом, согласно молвеи текстам,были изжеваны, заношены, брошенына берегу реки, именуемой жизнью,как пустые раковины моллюска.И однако, на ощупь в этих святых именах,обескровленных именах, в этих захватанных лепестках,в этой сдаче, полученной от океана любвии страха,всё ещё что-то трепещет — то ли агатовые уста,то ли радужный след, до сих пор мерцающий в свете.По мере того как имена Бога использовалисьлучшими и худшими, чистыми и нечистыми,белыми и чёрными, окровавленными убийцамии жертвами, позолоченными напалмом, —по мере того как Никсон рукою Каинаосенял крестом своих смертников, —по мере того как всё меньше мельчайшихбожественныхокаменелостей оставалось на пляжах,люди начали исследовать краски,будущее меда, положение урана,искали с недоверием и верой возможностьубивать и не убивать друг друга, сплотиться в ряды,уйти куда подальше, безгранично не ограничиваться.Мы, пересекающие эти периоды, которые горчаткровью,копотью пожарищ, мёртвым пеплом,и не утратившие зрения, — мыто и дело задерживаемся на именах Бога,с нежностью подбираем их, как памятьо предках, о самых первых, о вопрошавших,о нашедших гимн, который сплотил ихв несчастьи,и вот сейчас, оглядывая пустые останки,в которых обитало святое имя,мы льнём к этому нежному крошеву,измельчённому благом и злом.
