Ирина пошла будить Егорку. Сунулась было в комнату сына в ночной рубашке, но вдруг вспомнила, что старик Николаи тут рядом, окно в окно. Она накинула халатик и машинально посмотрелась в зеркало… Вот незадача! Это же теперь каждое утро будет, точно в коммуналке, а принимая во внимание общительность старого генерала…

Ирина вошла к сыну, взглянула в окно. Точно! Григорий Степанович тут как тут, улыбается, кланяется. Она тоже улыбнулась, кивнула старику и принялась тормошить Егорку. Николаи делал из-за стекол знаки – просил отворить окно. Ирина Михайловна показала: сейчас, пускай мальчик оденется. Егорка натянул штаны и отправился умываться. Ирина распахнула окно.

– Доброе утро, уважаемая Ирина Михайловна! – приветствовал ее генерал. – Как спали?

Ирина, не привыкшая к столь изысканным оборотам речи, смутилась, пробормотала – мол, все в порядке. День обещал быть теплым, из-за крыши генеральского дома выглядывал краешек солнца.

– А у меня новость для вас, Ирина Михайловна. Я уже прогуливался, знаете, я встаю рано, каждое утро гуляю. Зашел и в ваш дом. Любопытство одолевает! Вчера не решился, слишком много было милиции, заберут еще, ей-Богу! – генерал рассмеялся. – А сегодня один постовой. Пустил меня!.. Так вот. В вашем подъезде висит объявление: в три часа общее собрание кооператива. Явка, как водится, строго обязательна. Вы пойдете?

– Не знаю… – пожала плечами Ирина.

– Пойдите, пойдите! И я, если позволите, тоже с вами схожу. Делать мне, старику, нечего – вот и получу бесплатное развлечение. Как вы думаете – мне можно?

– А где будет собрание? – спросила Ирина, несколько обескураженная предложением Николаи.

– Да здесь неподалеку, в школе, где Маша учительствует. Заодно покажу вам дорогу. Я там бывал не раз, пионеры приглашали…

Ирина кивнула. Она не знала, о чем еще говорить с генералом, да выручил Егорка. Он вернулся умытый, надел рубашку, и Ирина Михайловна, извинившись перед Николаи, повела сына в кухню – завтракать.

– Собрание в три часа! Ну, мы еще поговорим, – обнадежил ее Григорий Степанович.

Ирина не знала, что и думать. С одной стороны, генерал ей понравился своей обходительностью и заботливостью, но с другой… Она не привыкла к такому настойчивому вторжению в ее личную жизнь. Ирина не понимала – радоваться ей или огорчаться.

Однако размышлять над этим не было времени. Надо начинать новую жизнь на новом месте. Она быстро приготовила завтрак, заглянула в холодильник – он, конечно, оттаял, но за ночь снова промерз – проверила продукты. Придется идти в магазин… Ей попался на глаза термос генерала. Нужно отдать. Ирина взяла термос и пакет, снова отправилась в детскую.

Генерала не было видно.

– Григорий Степанович! – несмело позвала Ирина.

Генерал вынырнул откуда-то из той части комнаты, которая была скрыта от глаз Ирины. Он был в домашнем байковом костюме.

– Я к вашим услугам…

– Вот, возьмите, пожалуйста… Большое спасибо, – покраснев, сказала Ирина, показывая Николаи термос с пакетом.

– Ну что вы! Не стоит беспокоиться! – запротестовал генерал, но все же протянул Ирине палку с крюком и принял вещи.

– Чем я могу быть полезен? – учтиво поклонился генерал. – Вы не смущайтесь, уважаемая Ирина Михайловна. Мы теперь соседи. Уж простите мою назойливость… Маша у меня молчунья, – продолжал он, понизив голос, – а я люблю поговорить.

– Тогда, знаете… – в нерешительности начала Ирина, а увидев, что Николаи весь внимание, продолжала: – Вы не присмотрите за Егором? Мне в магазин надо. Вообще я его оставляю одного, но здесь, на новом месте… Как бы он не закапризничал.

– С превеликим удовольствием! – просиял Николаи.

Ирина напутствовала Егорку: «Ты не бойся, посиди здесь, на подоконник не лазай, можешь поговорить с Григорием Степановичем», – одела сына в курточку и вязаную шапку, чтобы не простудился, подхватила сумку и вышла из квартиры. Она спустилась в лифте, с удивлением обнаружив в нем приколотую чьей-то заботливой рукой бумажку со списком необходимых телефонов и адресов: сантехника, газовщика, прачечной, химчистки, детской поликлиники. Адреса и телефоны были здешние, Петроградской стороны.

Внизу, при выходе из подъезда, действительно висело нарисованное гуашью от руки объявление, где сообщалось о собрании кооператива. Объявление тоже удивило Ирину качеством своего исполнения; раньше вешали на стене кое-как нацарапанную бумажку.

На улице, вернее, в щели, ей попался постовой милиционер, который приветливо кивнул, и она, растерявшись, ответила:

– Здравствуйте… Господи, темно-то как здесь!

– Ничего, – улыбнулся постовой, – зато не дует!

Ирина вышла из щели и направилась к Большому проспекту Петроградской стороны с забытым чувством новосела, по-хозяйски оценивая витрины, вглядываясь в прохожих. Вдруг поймала себя на мысли, что ей здесь нравится… странное чувство обновления, почти молодость… и старик этот смешной и славный… Ирина вкушала свободу.

Подмерзшие за ночь лужицы на тротуарах весело потрескивали хрупкой корочкой льда. Ирина нарочно наступала на лед каблучком, испытывая забытую беспричинную радость, как в детстве – хруп, хруп, – извилистые белые трещинки вспыхивали в прозрачном стекле льда.

Она вышла на Большой, огляделась: по тротуарам текли праздные воскресные толпы. Большинство магазинов не работало по случаю воскресенья, но люди, истосковавшиеся по солнцу, высыпали на улицу просто так, без дела.

– На Зеленина яички дают, – услышала Ирина разговор двух озабоченных бабок с хозяйственными сумками.