Свят. Великомуч.

И Победоносца Георгия

Управляющий делами капитула ордена

Злобин

Делопроизводитель (подпись неразборчива)».

–  А вот и князенька!
– едва ли не хором воскликнула компания при появлении невысокого черноусого каперанга с горскими чертами лица.

Непенин взял его под руку:

–  Рекомендую, князь Михаил Борисович Черкасский. Черные очи, но светлая голова. Самого Колчака подсидел… Ну-ну, шучу! Просто, Оленька, Александр Васильевич сам завещал ему свой стол.

–  Вы и вправду - князь?
– простодушно удивилась королева вечера.

–  Князь, князь, - усмехнулся Черкасский, - на Кавказе так говорят: два барана имеет, уже князь.

ВИЗИТНАЯ КАРТОЧКА. Князь Черкасский Михаил Борисович, представитель древнего кабардинского рода, 1882 года рождения. Мичманом с 1901 года.

Православный. Женат. Артиллерист 2-го разряда. В чине за отличие. Портартурец.

Кавалер четырех орденов с мечами и Анны за храбрость. Начальник оперативного отдела штаба Балтийского флота. Разработчик и участник важнейших операций флота во все годы германской войны.

Среди всей этой молодежной в общем-то компании лишь один человек мог запросто хлопнуть хозяина по плечу и хитро подмигнуть: «Помнишь «Париж Востока»? Как знатно гудели в шанхайской «Астор-Хауз»! А американочек из консульства?»

Контр-адмирал Михаил Коронатович Бахирев, начальник 1-й дивизии крейсеров, старый соплаватель Непенина еще по китайским рекам в допортартуровские времена, многое мог напомнить приятелю, но держался церемонно и чинно, как подобает почти свадебному адмиралу.

Пользуясь тем, что Грессер, вытащив граммофон из «кунацкой», вальсировал с Ольгой Васильевной, Ренгартен и Черкасский отозвали Непенина в кабинет.

Ренгартен плотно прикрыл дверь:

–  Адоиан Иванович, позвольте не мудрствуя лукаво. Канин - на лопате… Штабной народ желает на царствие болярина Непенина.

Адмирал хмыкнул:

–  А хорошо ли думато?

–  Хорошо. И много. И не одной головой.

–  Увольте, увольте! Я здесь на месте. Какой из меня флотоводец?! Я ведь и академии не кончал.

Ренгартен саркастически усмехнулся:

–  Канин академию кончил по первому разряду… А флот и ныне там.

–  Чем Канин вам нехорош?

–  Канин хорош как техник минного дела, - пришел на помощь Черкасский, - но стратег он никакой.

После смерти адмирала Эссена в 1915 году Балтийский флот принял 53-летний вице-адмирал Василий Александрович Канин (1862-1927).

Ренгартен рубил с плеча:

–  Ставка имеет к Канину две большие претензии: бунт на «Гангуте» и затяжка десанта в Рижском заливе, задуманного лично государем1.

–  У него нет оперативной воли, - снова вступил Черкасский.

–  Не зрит дальше минных полей и сетевых заграждений…

–  Будет, будет! Совсем старика в порошок стерли.

Князь умел убеждать горячо и мягко - неотразимо.

–  Адриан Иванович, вы и сами знаете. Нынче война умов. А не титулованных дипломов. Кто кого передумал, тот и победил. И штаб, и ставка. И генмор - все знают, сколько раз вы немцев передумывали.

–  Думать - одно. Воевать - другое.

–  Помилуйте! Да как же воевать не думавши?! Вы вон любой маневр немцев наперед знаете. Кому, как не вам, оперативные карты в руки?!

–  Вы нам идею бросьте, - потрясал руками Ренгартен, - а мы костьми ляжем - до пунктиков разработаем. Поможем, чем сможем! Весь штаб челом бьет! Матросы, и те в вас верят: «Адриан знает. Адриан не подгадит».

Непенин молчал.

–  Господин адмирал, какой сигнал прикажете набрать?
– нарушил паузу Черкасский.

–  «Добро» до места.

–  Есть!

–  Да мало я верю в ваше предприятие, - вздохнул Непенин.

–  Бог дал путь, а черт кинул крюк.

–  Будешь плох… - начал Черкасский.

–  На бога надейся!
– нечаянно перебил его Ренгартен.

И расхохотались втроем. Облегченно.

Непенин не знал и знать не мог, что разговор этот замыслен был Грессером спустя неделю после того, как Колчак отбыл на Черноморский флот.

–  Ну вот, - сказал Грессер в укор «морским другам», - Колчак Босфор с Дарданеллами возьмет, а мы с Каниным и Ирбена лишимся. Надо действовать!

Ренгартен набрасывал на бланке юзограммы портрет Черкасского. Князь курил сигару. Довконт чинил карандаши.

В распахнутый иллюминатор врывались весеннее солнце и гоготанье дерущихся бакланов.

–  Пиши протокол, Федя!
– скомкал неудавшийся портрет Ренгартен.- Протокол беседы номер…

Все беседы свои на государственно-политические темы они записывали. Зачем? Для кого?