–  Он давно уже в упаковочной коробке.

–  Ваша клиентка попросила меня передать деньги за работу и доставить заказ на дом.

Фрау Гуммерт отыскала бланк заказа. Пока она водружала на нос пенсне, я успел прочитать адрес заказчицы: Набережная реки Прегель, дом 10, квартира 10.

Расплатившись и взяв коробку со шляпкой, я нанял извозчика. Дом, в котором живет возлюбленная, - особый дом. Стены, которые укрывают твою любовь, - особенные стены. Особенно все, что ведет к ним: двор, ступени, перила…

Дом, в котором она жила, выстроенный во вкусе «югендштиля», выходил своим замысловатым фасадом на предмостную площадь. Подъезд по старинному обычаю был украшен какой-то каменной фигурой. Но я пронесся мимо, не замечая уже ничего.

Перед дверью с фарфоровым номерком «10» во втором этаже я перевел дух. «Ты ничем не рискуешь, - сказал я себе.
– Откроет дверь полковник, передашь картонку как посыльный ателье. Откроет она…»

Открыла она, изумленно распахнув глаза. Я вступил в прихожую, обвешанную охотничьими трофеями и зеркалами.

–  Фрау Гуммерт прислала вам ваш заказ, - сказал я бесстрастным тоном.
– Он давно уже готов.

–  Кто там, Тереза?
– спросил резкий мужской голос из приоткрытой гостиной.

–  Посыльный из ателье.

Мы понимали друг друга с полувзгляда. Губы ее дрогнули в легкой улыбке, и она укоризненно покачала головой.

–  Но это не мой заказ!
– сказала Тереза, даже не раскрыв коробки.
– Вы перепутали. Передайте фрау Гуммерт, что я приду за ним завтра после работы.

Тереза легонько подтолкнула меня к тяжелым дубовым дверям, и там, обернувшись, на прощание я успел коснуться губами жаркого венчика ее губ. Вышел не сам поцелуй, а только его нежная завязь. Но с меня и этого было довольно. Я летел по улочкам, как гимназист, которому объявили о каникулах, размахивая картонкой…

Назавтра я с трудом отпросился из чертежной на час раньше. И весь час в ожидании ее шагов расхаживал по комнате, как тигр по клетке. Думая о ней, предвкушая ее как некое вожделенное, обжигающе-стыдное и счастливое лакомство.

Лучшей музыкой мира была дробь ее каблучков по деревянным ступеням. Я распахнул дверь и схватил ее с порога - весеннюю, благоуханную, желанную, гибко-податливую.

–  Почему ты не приехала в прошлый раз?
– спрашивал я, покрывая быстрыми поцелуями шею ее и щеки.
– Я боялся за себя…

–  Просто у Вилли сломалась машина, - смеясь, уклонялась она от главного поцелуя. Но я настиг ее губы…

Есть женщины, которые отдаются столь же щедро, как царицы разбрасывают золото в толпу.

Она была из них…

Лицо ее пылало в волнах взвихренных волос.

И плоть объяла плоть…

Она ушла скоро, тщательно приведя себя в порядок.

Я вырвал тончайший листок из шифроблокнота и записал свое потрясение.

О, власяница лона!

О, мастерица лова!

О, волчья яма чрева!

О, Пресвятая Дева!1

Она обещала прийти через три дня, чтобы… выбрать фасон соломенной шляпки для отдыха у моря.

Санкт-Петербург. Декабрь 1991 года

С гостиницей на сей раз не вышло, и, вспомнив предложение моего бывшего попутчика, я отправился звонить на Садовую. Увы, сделать это оказалось не так просто. Несчастный город поразила еще одна напасть - поголовная кастрация телефонных аппаратов.

Шагнул в одну будку - трубка срезана, заглянул в другую - то же самое, отыскал третью полукабину - и там торчал жалкий кончик перекушенного кабеля.

На углу Невского и Литейного я обнаружил целую батарею таксофонов, приведенных к молчанию чьей-то палаческой рукой.

И тут до меня дошло. Это город не хочет ни с кем общаться, он рвет свои связи…

Все же дозвонился…

Евграф открыл дверь и тихо провел меня в «мою» комнату. К раскладушке там прибавились тумбочка с настольной лампой и стул, приткнувшийся к подоконнику-столу. Да вдоль стен были развешены на натянутых лесках сохнущие, только что из фотованночек, портреты морских офицеров.

–  Если мешают, я их перевешу в другое место.

–  Пусть висят… Кто это?
– спросил я, тронув наугад мокрый отпечаток.

–  Это Николай Азарьев. Ему оторвало голову японским снарядом при прорыве из Порт-Артура на броненосце «Цесаревич».

–  А это?

–  Мичман Андрей Акинфьев. Ему оторвало голову при взрыве торпедного аппарата на миноносце «Страшний». Там же, под Порт-Артуром.

–  А это что за каперанг?

–  Командир крейсера «Рюрик» Трусов. Ему оторвало голову, когда в боевую рубку влетел японский снаряд.