Оставив свой груз, две фигуры, а были они покрыты таким слоем грязи, что и не разобрать, лица у них или морды, полезли в самую мерзкую слякоть. Они нашаривали в глубине какие-то белые корневища, тащили их, сколько могли, обрезали ножами и кидали на свою волокушу. Там уже лежало довольно много этого добра. Обшарив все окрестности - и заставив нас отступать все глубже и глубже, - аборигены решили, что на сегодня хватит. Они увязали груз и потащили его прочь по тропе, а мы осторожненько пошли следом.

–  Ты что-нибудь понял?
– спрашивал Люська.
– Нет, ты правда понял?

Он думал, что гипнолингвист по трем десяткам слов, одиннадцать из которых явно ругательные, способен реконструировать язык во всей его полноте!

Для полноценного считывания информации недоставало. И я не мог настроиться на ментальное взаимодействие. Одного аборигена звали Тулзна, другого Чула, корневища они предполагали засушить, но на зиму или же, наоборот, перед засушливым летом - я, естественно, не понял. Насчет прилагательных тоже сомневался - слово “гарш” могло означать длину, а могло - толщину.

–  Но это - люди?
– не унимался Люська.

–  Что-то вроде людей, - ответил я.
– Погоди, подойдем к поселку, я внимательно послушаю и смогу с ними поговорить. Вот тогда и поймем - ящеры они, теплокровные или вообще из насекомых происходят.

Скажу сразу - вот именно этого я и не понял, вообще никогда.

Если бы меня в тот затянувшийся день поставили перед комиссией, а когда выводили балл за практику, там сидело человек восемь, и все восемь - голодные хищники… Так вот, если бы комиссия потребовала от меня экспресс-анализа обстановки, то сказал бы я, после описания действий, следующее:

–  У них богатый язык, просто изумительно богатый, на таком языке нужно писать романы и поэмы, но живут они хуже, чем древние египетские рабы, которые строили пирамиды. И рабам, мне кажется, было даже легче - они трудились, как скот, но их каждые день кормили. А эти живут и не знают, натаскают они завтра из болота какой-нибудь провизии или будут сидеть голодные.

Мы с Люськой сидеть голодными не желали.

Поселок этих болотных жителей был обнесен чем-то вроде частокола, но из кривых палок. Мы сели под ним, и я слушал разговоры, пока язык не сложился у меня в голове со всеми своими художественными подробностями. Правда, я чувствовал себя так, как если бы меня пропустили через центрифугу стирального агрегата - того, большого, что стоит у нас в подвале общежития. И наконец-то понял, почему у гипнолингвистов пенсионный стаж короткий. Они просто не доживают до пенсии!

–  Это какой-то первобытно-общинный строй, - сказал я Люське, чтобы он наконец отвязался.
– Одежда у каждого личная, если это можно назвать одеждой. И ножи тоже, и топорики, и эти штуки, вроде серпов. Оружия нет, или они его без нужды не вытаскивают. А еда… Как-то они ее между собой по-хитрому делят…

–  А огонь у них есть?

–  Погоди, стемнеет - выясним.

Огонь у них был, и даже керамика была, хотя и корявая. Мы на истории маткультуры этот способ проходили - делается дно, потом из длинных глиняных жгутов выкладываются по кругу стенки, и все это затирается мокрыми ладонями до относительной гладкости. Они в своих горшках варили те самые корневища, еще клубни какие-то и добавляли порошок неизвестных мне грибов.

Судя по тому, что костер разожгли один, народу в поселке было немного. Женщины (по-моему, у всякой цивилизации стряпней занимаются именно самки) принесли к этому костру свои горшки и прикопали их в горячих угольках. Почему костер один, я догадался быстро. У них не так много сухого топлива, чтобы разводить несколько мелких.

В конце концов мы решили показаться. Население поужинало, сыто, гладит себя по животам и вряд ли окажется агрессивным.

Тщательно копируя местную дикцию, я позвал из-за частокола добрых болотных жителей, представившись заблудившимся путником.

Чтобы понять призыв, который грянул за частоколом, не обязательно было учиться на гипнолингвиста.

–  К оружию!

Я помолчал, дав им возможность накричаться вдоволь. Потом позвал снова. В ответ услышал в основном те одиннадцать слов, которые вычленил в речи Тулзны и Чулы.

Тут у меня хватило ума ответить той же лексикой, группируя понятия на свой страх и риск. За частоколом раздался разноголосый скрип - мне удалось их насмешить, а смеялись они именно так, что хотелось залить каждому в глотку машинного масла с какой-нибудь ядовитой присадкой.

Впрочем, из всех возможных недостатков жуткий смех был не самым страшным, а потом оказалось, что чуть ли не единственным. Сплетенная из колючих веток калитка распахнулась, мы вошли и встали на видное место. Пусть разглядывают!

Племя окружило нас, и, понятное дело, старший стал расспрашивать. Такого понятия, как космофлот, у них, естественно, не было. Я объяснил, что мы путешественники из далеких стран, вот заблудились, хотим “ням-ням”. Старший спросил, откуда и куда странствуем. Я объяснил - с Больших Северных отрогов к Зеленым Южным долинам. А как на болоте оказались? А мы на воздушном существе перемещались, существо сбилось с пути и нас уронило.