– Ну, эти… Они не то чтобы жадные, но расчетливые очень. Так уж у них повелось издавна. Еще деду их достался холоп, кожевенное дело знающий. Так тот холопа не только работать заставил, а еще и других учить. Потом сын его младший дело продолжил, старших-то на ратях убили. И так он дело повел удачно, что за всякими кожаными изделиями, если, конечно, сами сделать не могли, к нему и ни кому другому обращались. Особенно за седлами и сбруей, по сапожному делу-то он не мастер был.

Ну и Касьян с Тимофеем, как отец помер, тоже все очень расчетливо сделали: не стали хозяйство делить! Все село удивлялось, а они, видать, подсчитали, что так выгоднее будет, и не стали делиться. Так что, не жадные, но выгоду понимают, и ради выгоды на многое пойти готовы. Только это же - не слабость, достоинство, скорее.

"Ага, монополисты! И ради выгоды на многое готовы. Как говорил дедушка Маркс: нет такого преступления, на которое не пошел бы капитал, при четырехстах процентах прибыли. Этих ребят надо не пугать, а покупать!".

– Слабость, деда, еще какая слабость! Как ты думаешь, если ты посулишь им заказ на сотню седел и полных наборов сбруи, им тебя убивать захочется?

– На сотню?

– Ага. Или ты Младшую стражу пешей делать собираешься? Тогда зачем Андрей ребят конному делу учит?

Дед, прищурив левый глаз, с усмешкой глянул ни Мишку и хитрым голосом спросил:

– И с чего же ты, внучек, решил, что у тебя целая сотня под рукой будет? Ась?

– А с Нинеей по душам поговорил! Ты же с ней условился о пополнении? Или нет? Ась?

– Кхе! Все равно не угадал! Никифор аж семьдесят четыре доспеха везет! Так что, поболее сотни у тебя будет!

Новость оказалась настолько неожиданной, что внук, за отсутствием бороды, полез скрести в затылке.

"Откуда дед знает? Можно подумать Никифор телеграмму прислал: "грузите апельсины бочками зпт везу семьдесят четыре доспеха тчк целую зпт Никифор тчк". Черт знает что! Нинее кто-то ленточку княжны привез, деду "накладные на груз"… XII век, охренеть!".

Спросить Мишка ничего не успел - в горницу вошли мать и Листвяна.

– Здравствуй Мишаня.
– Мать ласково прошлась ладонью по Мишкиным вихрам.
– Звал, батюшка?

– Звал, Анюта, тут такое дело…

Договорить деду мать не дала. Бегло оглядев стол, она скандальным жестом уперла руки в бока и строго спросила:

– Вы что ж, так ничего и не ели?

– Да погоди ты, Анюта…

– Ну уж нет! Сам, как приехал, три дня толком не ел, только похмелялся, так еще и внука голодом моришь! Он из Нинеиной веси верхом прискакал, уставший, голодный. И ты - первый день, как с утра не набравшись. Пока не поедите, никаких разговоров! Листвяна! Все остыло, быстро горячего принести! Да не девок посылай, сама проследи!

Листвяна, в очередной раз выставленная из горницы, развила бурную деятельность. Горячие щи появились почти сразу, словно на кухне только и дожидались команды. Пока дед с внуком работали ложками, подоспели каша и жареная рыба.

Все время, пока сын ел, мать сидела напротив него, подперев щеку рукой, и Мишка вдруг почувствовал горестный комок в горле. Точно так же ТАМ - в ХХ веке - бывало, сидели напротив него сначала мать, потом жена… Потом стало некому… Сколько раз, вспоминал он этих женщин, тепло и уют, который придавали они дому одним своим присутствием. Сколько раз корил себя за невнимание к ним, за грехи и вины явные или мнимые - Бог весть… И вот теперь какие-то сволочи собираются…

"Ну уж нет! Зубами рвать буду! Кровью умоетесь, падлы! И Листвяне, курве, пусть только попробует матери еще раз нахамить, так рожу распишу, дед, как от чумы, шарахаться будет!".

Мать, видимо каким-то женским чутьем, уловила его настроение.

– Мишаня, ты чего злой такой? Случилось что?

– Не случилось, пока, мама, но может случиться, об этом и беседуем. Слыхала, наверно, что бывший федоров десяток смуту учинить собирается?

– Слыхала, батюшка Корней упреждал. Пусть только сунутся, мы им в тридцать самострелов дырок в брюхе-то наделаем!

– Что-о-о?

Воистину, день для Мишки выдался необычный - сплошные сюрпризы.

– А ты думал: мы тут без тебя бездельничаем?
– Продолжила мать.
– Обижался, наверно, что я все самострелы себе забираю? Обижался, обижался, не спорь.

– Я и не спорю, только…

– А у меня три десятка девок, да баб молодых с двадцати шагов в цель величиной с ладонь попадают! Перезаряжают самострел на счет до восьми, некоторые даже быстрее. Каждая свое место по тревоге знает: кто у окошка, кто в дверях, кто на дворе. На всем подворье места не найдешь, чтобы сразу с двух-трех мест не простреливалось, а по воротам одновременно десять выстрелов сделать можем!

– Вот это д-а-а!
– это было всё, что смог сказать Мишка в ответ.

Дед, не скрываясь, наслаждался ситуацией.

– Кхе! Чего удивляешься-то, Михайла? Сам же придумал бабам самострелы дать. Хе-хе, наше подворье теперь, как еж: откуда не сунься, везде уколешься! Тридцать выстрелов! Да еще ты сегодня десяток привел. Да еще Кузька, Демка, Роська, Петька и ты сам. Да я, Лавр и Андрей. Сорок восемь! Что ж мы, на собственном подворье, где каждый угол знаем, полсотни татей не положим?