Житинский Александр Николаевич
Шрифт:
– О! Голый мальчик! Какая прелесть!
– воскликнул он.
Я не находил в этом никакой прелести. Жался к стене, загораживая неприличное место ладонями. И все же здесь было немного лучше, чем там, с милиционерами.
Человек подошел ко мне, внимательно осмотрел, хмыкнул. Потом протянул короткую руку.
– Капитан Комик.
– Дима… Баранов, - я неуверенно пожал его ладонь.
– Почему не по форме? Тебе же было сказано: выбери форму одежды!
– поинтересовался капитан.
– Не успел. Обстоятельства.
– У нас здесь тоже… обстоятельства, - внезапно понизив голос, сообщил капитан.
– Нужно срочно вписаться в игру. Иначе можешь погореть.
– Как?
– спросил я.
– Каждый горит своим пламенем, - изрек Комик.
Он оглянулся по сторонам и вдруг, в порыве решимости, сорвал с окна штору, обрушив ее на пол. Никогда бы не подумал, что у капитана столько силы в его коротких руках. Он мигом отодрал от шторы внушительный кусок и протянул мне.
– Завернись.
Я кое-как завернулся в штору и стал похож на зеленого бархатного индуса. Точнее, на индуску.
– Теперь валим отсюда, да побыстрей!
– Комик свирепо улыбнулся и схватил меня за руку.
Но не успели мы сделать и шагу, как вдруг одно из зеркал как бы растворилось в воздухе, и за ним возникло изображение. Зеркало превратилось в окно, а еще точнее, - в огромную линзу, за которой было видно что-то не очень отчетливое, но громадных размеров. Вдруг картинка за зеркалом стала четче, и я увидел придвинутое к зеркалу лицо неизвестной девочки в веснушках. Она с любопытством смотрела на нас.
– Опять Зинаида!
– тихо вздохнул Комик.
– Ничего не поделаешь, попались.
А девчонка за зеркалом что-то радостно закричала, но слов не было слышно. К ней подошла другая девочка-великанша, смутно различимая. Они о чем-то поговорили, причем мы с Комиком в это время стояли, как вкопанные, вместо того чтобы убежать.
– Эти очень плохо играют, - шепнул Комик.
– Сплошная пытка.
И тут раздался сигнал в виде короткой громкой сирены, стены зала куда-то провалились, и мы с капитаном мгновенно оказались на парусной шхуне, на капитанском мостике. Шхуна плыла по морю, в небе сияло солнце, и еще в небе была какая-то дырка в виде прямоугольного окна, за которым я разглядел те же противные девчоночьи лица, наблюдающие за нами с каким-то бешеным азартом.
Я обеими руками придерживал на себе штору, Комик стоял рядом с рулевым, глядя в подзорную трубу; матросы бегали по вантам, как обезьяны.
На горизонте показался корабль, который приблизился к нам как-то на удивление быстро - будто подлетел. На мачте его развевался пиратский флаг.
– Приготовься к абордажу, - предупредил Комик.
– Мы их будем… абордировать?
– изобрел я неуклюжее слово.
– Они нас.
И действительно, к нам через борт резво полезли пираты. Матросы вступали с ними в схватку. Скоро двое пиратов, размахивая саблями, оказались на капитанском мостике. Комик выстрелил, но промахнулся. У меня в руках тоже оказался пистолет. Я пальнул в другого пирата и тоже промахнулся.
– У-у, Зинаида!
– прорычал Комик.
Штора свалилась с плеч, я снова оказался голым. Но уже вооруженным.
Внезапно какая-то сила подхватила меня, и я побежал на палубу. Капитан рванулся за мной. Я бежал к полубаку, наблюдая на бегу, как трое пиратов с помощью пенькового каната открывают люк в палубе. Люк был прямо на нашем пути, но повернуть или обогнуть его я почему-то не мог. Бежал прямо на него, пока ухмыляющиеся пираты держали за канат открытую дверцу люка, как мышеловку.
Еще шаг - и я рухнул в трюм. Следом за мной полетел туда же капитан Комик, успев снова прорычать свое: «У-у, Зинаида!».
Мы больно ударились о тюки с бразильским кофе. Люк над головою захлопнулся.
– Слава Богу, - облегченно вздохнул Комик.
– Почему?
– спросил я.
– Девчонки не умеют извлекать нас отсюда. Можно просидеть до конца. Пускай там рубятся.
Наверху действительно происходила большая рубка.
– Капитан… - неуверенно начал я, пытаясь ощупью найти в полутьме хоть какую-то тряпку, чтобы прикрыться.
– А собственно, где я нахожусь? Проясните, пожалуйста.
Капитан разорвал один из мешков, высыпал из него кофе, проделал в днище и с боков три дыры. Сунул мне.
Я с благодарностью надел мешок на голову, просунул в дырки руки. Мешок кололся.
– Ты в мире представлений, Баранов, - сказал капитан.
– Каких… представлений?
Капитан Комик вынул из кармана камзола трубку, не спеша набил ее табаком, закурил. Наверху слышались выстрелы, звенели сабли.
– Представление - это… - начал он, пуская клубы дыма.
– Это то, что в голове. Твое представление о чем-то. С другой стороны, представление - это театр. Мы живем в мире игры, понимаешь?