— А если я уже женат?! — завопил я.

— Ну, я справлялся с Кораном. Правоверному разрешается иметь четырех жен. И столько же наложниц. — Прахд ухмыльнулся. — Так что это неважно.

Все вокруг поплыло у меня перед глазами, а потом встало на свои места. Меня словно громом стукнуло. Адора Щипли Бей и Кенди Лакрица Бей не могут привлечь мусульманина к ответственности за двоеженство. Я спасен! Господи, да я каждый день буду молитвы возносить за это.

Правда, с этой мегерой Билдирджиной жизнь все равно не будет слишком сладкой. Но я все-таки согласно кивнул в ответ и потянулся к дверной ручке.

Но тут я заметил, какой у меня жалкий вид. Грязные шорты, испорченный морской водой пиджак, босые, кровоточащие ноги. Я ухватился за эту отговорку:

— Мне надо поехать домой и переодеться.

— Нет-нет, — возразил Правд. — Мусульмане не так формально подходят к обряду свадьбы. Даже в мечеть идти необязательно, но сестра Билдирджина хотела, чтобы все было по закону. Неважно, как вы одеты. Все готово.

Он открыл дверцу и выпихнул меня наружу. Толпа затихла и уставилась на меня. Они ждали сигнала от Прахда. Он объявил, что все улажено. Я услышал, как люди в толпе побросали свои камни и зашевелились. Отец Билдирджины поставил ружье на предохранитель.

Я захромал в мечеть, с трудом переставляя израненные ноги, — жертва своего чувства долга, долга офицера Аппарата.

Мусульманская свадьба сильно напоминает торговую сделку. Они не признают, что у женщин есть душа, поэтому религиозная сторона события почти полностью игнорируется.

Билдирджина оделась в белую шелковую накидку с капюшоном. Этот костюм скрывал ее округлившийся живот, но он все равно был заметен. Ее черные глаза равнодушно смотрели на меня.

Там же находился и турецкий священник, ходжа. Он следил, чтобы его мечеть не запачкали.

Отец медсестры Билдирджины держал в руках две копии контракта. Стороны обменивались обещаниями быть верными друг другу и прочее.

Кто-то сунул мне в руку ручку. Я уже собрался подписать бумагу, но тут заметил проставленные там цифры. В контракте указывалась сумма махри, или приданого, которое муж платит за жену.

— Сто миллионов лир! — в ужасе завопил я. Миллион долларов США!

— Вы, конечно, захотите, чтобы у вашего ребенка было все самое лучшее, — заметил Прахд. — И хорошая вилла для Билдирджины, чтобы она смогла прийти в себя. Помните: вы создаете семью.

— Между прочим, — произнес отец Билдирджины, перекладывая ружье в другую руку, — у меня здесь приготовлены банковские бланки. Ты должен заплатить приданое во время церемонии.

Я заколебался.

Толпа бросилась за камнями.

Я подписал контракт и векселя Национального валютного банка «Пиастры» в Стамбуле. Господи, что подумает Мудур Зенгин и что он будет теперь делать?

Рядом со мной я увидел Терса и Ахмеда. Они подписывали брачный контракт как свидетели.

— Все оказалось очень просто, верно? — спросил Прахд. — Только и всего.

Он думал, что не случилось ничего страшного. А я чувствовал себя так, словно меня опутали тяжеленными цепями.

— Теперь сажайте невесту в машину, — сказал Прахд.

Но я не хотел до нее дотрагиваться: боялся, что она меня укусит. Я вышел из мечети и, обернувшись, увидел, что она идет за мной. Ходжа гнал толпу вон из мечети. Люди снова столпились вокруг машины.

У меня безумно болела нога. Я чувствовал, что у меня поднимается температура, но собрался с силами и влез в машину.

Там сидел Мэдисон и что-то строчил в блокноте.

Нужно опустить сиденье, иначе Билдирджина не поместится тут со своим животом. Я щелкнул задвижками и ухватился за подушку сиденья.

И вдруг моя рука на что-то наткнулась.

У меня был жар, но тут я похолодел.

Под подушкой, точно в том месте, где я ее положил несколько месяцев назад, лежала бомба!

Я поднял подушку.

Да, вот она лежит.

Рычажок, который должен был повернуться и замкнуть контакты через определенное время, не сработал!

Что-то помешало ему встать на предназначенное для него место. Это мог оказаться комок грязи или нитка.

Значит, всю дорогу сюда я трясся по кочкам на неисправной бомбе, которая в любую секунду могла взорваться.

Из горла у меня рвался вопль.

Но я его подавил.

Я не мог выбросить ее из окна. Там был такой мощный заряд, что машину разнесло бы на кусочки.

Я медленно вылез из машины задом, держа бомбу в руках и думая о том, что пламя взрыва может оказаться последним, что я увижу в своей жизни.