Сначала он помянул бога, а дальше написал: «От Хоршид-шаха, сына Марзбан-шаха, царя Ирана и Турана, а также от Хаман-везира, главного советника царя, к Армен-шаху, царю Мачина. Знай и ведай, что явились мы в эту страну по божьей воле. Короче говоря, приехал сюда Хоршид-шах сватать Махпари, а мы последовали за ним. Когда мы прибыли, шах Фагфур, как было назначено судьбой, пожаловал ему свою дочь, и по этой причине пятьдесят тысяч воинов жизни лишились. Когда нам стало известно, что Махпари попала к вам в руки, так как вы вывезли ее из крепости Шахак, мы направились сюда. Не подобает женщине иметь двух мужей, это против здравого смысла, а еще меньше подобает красть царских дочерей… Но зачем говорить о том, что миновало. Сейчас мы пришли с миром, мы собираемся вернуться к себе домой, а коли заберем у вас хоть один ман ячменя или соломы, так за все заплатим золотом, чтобы была меж нами дружба: ведь весь мир того не стоит, чтобы ссориться друг с другом да проливать кровь людскую.

Царь Мачина знает, что мы никогда на его страну не зарились, это из-за Махпари только расстались с жизнью несколько тысяч людей и мы оказались здесь, за три тысячи фарсангов от своего дома – ведь сюда приехал Хоршид-шах, поневоле нам пришлось пойти за ним, чтобы по желанию родителя вернуть его. Вот уже три года, как Марзбан-шах по сыну тоскует.

Если же ты вознамерился поступить по-иному, готовься к войне! А нас пришло сто шестьдесят тысяч воинов, но это еще не все: завтра подойдет из Чина шах Фагфур с восьмьюдесятью тысячами всадников, а если и этого будет мало, то через несколько дней подоспеет сам Марзбан-шах с трехсоттысячным войском. И тогда польется кровь, и мы никого не пощадим, а вина за эту кровь и смерть падет на тебя, и тебе придется отвечать за все это перед богом.

Мы сказали все, что сочли нужным, а остальное ты сам знаешь. Привет».

Хаман-везир закончил письмо и положил бумагу перед Хоршид-шахом и богатырями. Те прочли и одобрили. Потом Хоршид-шах приложил к письму печать и сказал Хаману:

– Нам нужен человек, который знает город Мачин и его обычаи, чтобы отвез это письмо Армен-шаху и вручил его как положено.

Шируйе, сын Шир-афкана, встал и сказал:

– Владыка везиров, тому из нас, кто в Мачин поедет, головы не сносить, хотя бы он и послом отправился: ведь здешний народ от нас столько претерпел, что и описать невозможно, тем более что там Мехран-везир, этот зловредный и подлый негодяй, из-за которого вся смута и началась.

Тогда Хаман-везир к своему войску обратился:

– Кто возьмется письмо в Мачин отвезти и ответ доставить?

Выступил вперед Хордаспшиду, поклонился и сказал:

– Я передам письмо и привезу ответ.

А этот Хордаспшиду был могучий воин и человек красноречивый и знающий, находчивый и острый на язык. Он взял письмо к шаху и в сопровождении двухсот рабов направился к городу. Ворота были заперты, на крепостных стенах люди манджаники устанавливали. Хордаспшиду велел крикнуть, что прибыл посланец от Хоршид-шаха. Слуги возгласили, что он сказал, от ворот отрядили человека в шахский дворец, тот объявил:

– О великий государь, передали, что посол прибыл. Что ты прикажешь? Пускать его в город или нет?

Шахран-везир и Мехран-везир сказали:

– О шах, пусть приведут его в город, посмотрим, к чему они клонят: речи его послушаем и разберемся, что они замышляют, чего хотят.

Шах приказал тронный зал для приема посла приготовить, а Мехран-везир говорит:

– Ты, государь, ступай с богом в свои покои, жди, пока явится посол. Его сюда приведут, тогда и ты выйдешь.

– Так я и сделаю, – сказал шах.

Он позвал посольских приказных и велел им:

– Пойдите и приведите в город этого посла, сюда его доставьте.

И те отправились исполнять приказ, а Армен-шах ушел из тронного зала на женскую половину. Сорхвард все это видел. Он тотчас вернулся к Самаку и все ему рассказал. Самак-айяр спросил:

– А кто этот посол, ты не знаешь?

– Нет, – ответил Сорхвард, – но посольские уже пошли за ним.

Самак обрадовался и сказал:

– О богатырь, я выйду погляжу, кто приехал – из Чина он или из Халеба.

– Остерегись, не суй голову в петлю, – возразил Сорхвард. – Ведь весь город на ноги подняли, все за тобой гоняются. Канун и его слуги тебя повсюду ищут, Термеше под землей и под водой рыщет, а главный враг – Мехран-везир – в шахском дворце сидит. Не дай бог, грех такой случится, узнает тебя кто-нибудь, что тогда делать?! Ты уж не огорчай нас, не пугай.

– О богатырь Сорхвард, – говорит Самак, – на этот счет не бойся. Кому бог помогает, тому сто тысяч врагов не страшны!

С этими словами он встал, накинул кафтан, надел новую шапку, сверху чалму обернул, на ноги сапоги натянул, меч прицепил и, приняв вид сарханга, смело вышел из дома и направился к шахскому дворцу. Видит, тысячи людей вышли на улицы, поднялись на стены и крыши, подступили к воротам шахского дворца. Самак смешался с сархангами, стал среди них, опустив голову и ни на кого не глядя. Люди при виде его могли бы сказать: «Ну, это, видать, служилый человек», но в этой суматохе и толчее никто не обращал друг на друга внимания.

Через некоторое время показался Хордаспшиду – перед ним посольские выступают, позади охрана скачет. Подъехал он к воротам шахского дворца, и открылась ему вся эта сутолока и суета. Огляделся он, а тут хаджибы подоспели, с коня его свели. А Самак тоже разглядывал Хордаспшиду, лицезрел воина сурового и грозного. Самак сказал себе: «Это великий богатырь, который и в стане неприятеля, средь многочисленных врагов останется непреклонным!»

Самак протиснулся вперед, выскочил из толпы и начал кричать: «А ну, расступись, дайте дорогу!» Посмотрел Хордаспшиду, видит, перед ним бравый сарханг идет, народ разгоняет, и подумал: «То ли он из войска Чина, то ли здешний, в телохранители ко мне назначен?» Так и шли они, пока не достигли входа во дворец. Глядит Хордаспшиду, а двери у дворца высокие, колонны до небес высятся, на дверях цепи висят с кольцами золотыми, по земле египетские циновки разостланы, а входная арка по обычаям систанским и тюркским, грузинским, армянским и греческим изукрашена гирляндами, перевитыми жемчугом, и вздымается она высоко вверх, утверждает спесь свою над миром.