Снетков потер ладони друг об друга и немного въедливо сказал:

— Заждались мы тебя. Пропадаешь, а нам думать, да гадать — то ли вернешься, то ли навсегда исчезла. По плану продолжать работать, или как иначе. Ты бы хоть распорядилась, что ли, чего нам делать в твое отсутствие…

— Григорьич! Кончай нотации начальству читать! Скажи ему лучше спасибо, что не бросило нас! — вмешался Федоров.

— А ты подожди, не мешай. Пусть Шандар узнает, каково нам без нее было. И как мы ее ждали…

Люди уже были не в силах оставаться на месте. Они бросились гурьбой к зель, чтобы приобнять ее, потрогать, убедиться, что это она, и что она действительно здесь.

Как мало нужно некоторым для счастья. И как легко бывает его дать другим. Шандар забыла все волнения, все проблемы, всё, что могло отвлечь ее от восприятия чистой человеческой радости…

И всё равно к делам перешли. Кто-то спросил по работе, и началось: вопросы, претензии, пожелания… Шандар отвечала, иногда задумываясь, иногда сразу. И был уже рабочий настрой, когда мелочи отвлекают и заставляют ошибаться. Не должно быть мелочей — их тоже надо решать.

Что-то не давала покоя Шандар. Какой-то момент она упустила из виду. Что-то не очень значительное, но существенное. За всеми этими встречами она никак не могла вспомнить… Ах, да! То, что отправило ее в прошлое. Ведь теперь зная, что оно такое, можно путешествовать в прошлое и даже корректировать историю!

Шандар повертела головой, углядела физика среди группы обступивших ее радостных людей, и спросила:

— А где артефакт?

Синельников замялся и, не поднимая глаз, ответил:

— Пропал. Только шары остались. Я сейчас их принесу.

— Не стоит, — остановила его зель. Она получила то, что хотела — надежную мгновенную связь. Которой можно воспользоваться. А путешествия во времени… Ни Илье не удалось второй раз использовать машину времени, ни ей теперь не удастся. Вселенная, или кто она там, не хочет, чтобы ее переделывали.

Она в своем праве.

— На связи независимая колония на Сибе. После длительного перерыва нам удалось восстановить передатчик. Форс-мажорные обстоятельства вынудили нас взять управление и снабжение колонии в свои руки, с чем мы успешно справились, благодаря усилиям всех жителей колонии. Таким образом, и фактически, и юридически мы являемся независимым миром, который может войти в Содружество на правах конфедерации. Голосование жителей Сибы по этому вопросу будет проведено сразу же после подтверждения Землей наших неотъемлемых прав.

Шандар видела в лицах людей, которые ей услужливо показывал экран внешнего наблюдения, что именно этого они и хотят. Ей даже не нужно было их спрашивать — она чувствовала желания каждого. Интересное чувство — быть выразителем действительных желаний многих граждан, связанных общей целью и судьбой.

В диспетчерскую заглянул Виталий.

— Правильно сказала! Теперь только подтверждения с Земли подождать — и всё. Думаю, не откажут они нам.

— Не откажут. Но нюансы могут быть. Подождите праздновать. Ответ пока не получен.

Зель махнула рукой, и Виталий вышел, прикрыв за собой дверь. Понимает… Они все всё понимают. Но надежда у человека — самое главное. Без нее нельзя.

Откинувшись на спинку кресла, Шандар прикрыла глаза и прогнала перед мысленным взором то, что происходило с ней на Сибе. Не было ошибок, кроме смерти Михайлова, за которые можно было себя винить. Но то, что она собиралась сделать сейчас, могло стать второй ошибкой. Фатальной. И зель всё никак не решалась. Так мало и так много. А всего-то — доступ к информаторию. Как глава колонии, она имела все права, чтобы воспользоваться им первой.

Шандар не забыла, ради чего ей нужна была связь. Она нервно, сбиваясь на сенсорах, напечатала:

— Купите доску!

На Бриссовской ярмарке можно встретить кого угодно, даже человека. Редко — покупателя. Продавца — практически никогда. Но нищего продавца… Или выглядевшего, как нищий. Потому что доска, которую он предложил мне, волшебно дисгармонировала с той чудовищной рванью, в которую он был одет.

— Купите! Она нужна вам.

Оборванец не просил, не приказывал. Он сообщал факт для осмысления. Я не стал возражать. Мне было не до того — я залюбовался открытой доской.