Но Орлова и Александров не стали ждать окончания «Веселых ребят» и расписались в процессе съемок.

Актриса тоже как-то странно путалась насчет оператора. Когда ее спрашивали о причинах его последующего ареста и уничтожения, она объясняла это тем, будто Нильсен позволил сказать, что «Волга-Волга» – порядочная дрянь», а она была любимой картиной Сталина.

Но, во-первых, Нильсен сам был одним из первоначальных (с Александровым) соавторов сценария «Волги-Волги». Во-вторых, будучи ее оператором, он был арестован в середине съемок, когда «Волга-Волга» еще не успела стать «любимой картиной» Сталина.

В. Нильсен действительно хаял, но только первый фильм Александрова – в том же письме М. Штрауху: «Снимаем жуткую халтуру, тем более вредную, что все это, несомненно, будет иметь успех и станет стилем советского кино на неопределенное время. Трудно себе представить, до каких пределов может дойти дурной вкус и пошлятина в каждой мелочи, начиная с композиции кадриков и кончая подбором костюмов и актерской работой».

Но как бы ни складывались отношения Орловой и Александрова с Нильсеном на первой картине, он не менее виртуозно, чем ее, снял «Цирк» и половину «Волги-Волги». Так что разговоры о первоначальной влюбленности оператора в актрису и их последующей, на почве отсутствия взаимности, отчужденности только разговоры…

Нильсен – ладно… Но когда «Веселые ребята», как он сам говорил, были «уже на выданье», на Орлову якобы положил глаз и тогдашний министр кино Б. Шумяцкий. Поэтому, мол, и был таким стойким защитником картины и самого Александрова. И никому, кто подымал голос против фильма – а таких было тьма! – не давал спуска. И хотя якобы было за что, но Орлова и министру не ответила взаимностью.

Но Б. Шумяцкий защищал «Веселых» ребят» не из-за любви к их очаровательной героине, а прежде всего по долгу службы.

Да и по убеждениям. Не зря заграница назвала их «идеология как развлечение масс». А сам Шумяцкий писал: «Кинофильма и ее успех находятся в прямой связи со степенью занимательности ее сюжета, поэтому мы обязаны требовать от наших мастеров постановки сюжетно сильных и фабульно организованных произведений».

Этому особенно соответствовал уже следующий фильм Г. Александрова «Цирк», который нуждался в защите Б. Шумяцкого в гораздо меньшей степени, чем «Веселые ребята». Министр обиделся на Александрова только в начале работы над «Волгой-Волгой», когда ему показалось, что Ильинский-Бывалов умышленно загримирован и одет под него, Шумяцкого. Так и не успел, бедный, в этом разувериться – сгинул в 38-м году вместе с Нильсеном и бессменным александровским директором Ю. Даревским. Обвиненным… в умышленной – для революционных якобы боев в «Ленине в Октябре» – закупке «Мосфильмом» оружия, реставрации его и последующем использовании в «настоящем» контрреволюционном перевороте.

Так что неразделенная любовь к Орловой репрессированного министра такая же небыль, как страсть к актрисе разделившего его судьбу оператора.

Следующую небылицу о «репрессиях» вокруг Орловой приводит и сам же ее отвергает Д. Щеглов – сторонник древнейшего и знатнейшего происхождения актрисы в книге «Любовь и маска».

… Будто на первом же, после «Веселых ребят», приглашении в Кремль Сталин, очарованный «живой» Анютой еще больше, чем экранной, предложил Орловой просить у него «все, что угодно было ее душе».

А «душе было угодно» хоть что-нибудь знать о судьбе первого мужа актрисы, уже несколько лет как арестованного Андрея Берзина. Александров при этом стоял рядом и не мог не слышать, о чем просит Сталина его жена. И не переживать при одной мысли о том, как такое «необычное» пожелание воспримет вождь.

И опасения второго, вернее, третьего после неофициального второго, мужа актрисы подтвердились. Сталин хотя и предложил по широте душевной просить о чем угодно, к такой просьбе актрисы особого энтузиазма не выказал. Подумав, он неожиданно сухо сказал: «Вас примут», – и отошел.

Ее действительно приняли. Причем на самом высоком уровне (может, даже сам Г. Ягода, – предполагает Щеглов). Который, как и Сталин, был краток:

– Все, что мы можем для вас сделать, Любовь Петровна – это соединить вас с мужем. Хотите?

– Нет, – на счастье Александрова и свое собственное ответила якобы актриса.

«Странный диалог, – признает Д. Щеглов, приводя эту легенду, оставшуюся в семье Орловой, как предание о Любочке на коленях у Л. Толстого. – Простое сопоставление дат делает ее лишенной всякого основания.

Орлова могла оказаться в Кремле не раньше декабря 1934 года, а реальнее – в январе-феврале 1935-го (когда за одних «Веселых ребят» стала «заслуженной». – Ю. С.). Если допустить, что такой диалог со Сталиным имел место, то фраза высокопоставленного энкаведешника о воссоединении с мужем лишена всякого смысла. Во-первых, потому, что лубянское начальство не могло не знать, что Орлова почти год замужем за Александровым, а во-вторых – и это главное, – с сентября 1934 года Андрей Каспарович Берзин уже находился в Москве и оставался в ней по крайней мере до 37-го года, до своего очередного и на этот раз последнего, доконавшего его ареста».