Описание сего кораблекрушения составлено мною из официальных донесений, которые даны мне были из министерского департамента.

Осенью 1809 года командиру фрегата «Поллюкс» капитан-лейтенанту Тротскевичу предписано было от высшего начальства принять под свой конвой восемнадцать транспортных и купеческих судов, нагруженных провиантом для финляндских крепостей и портов, и итти с ними в Свеаборг [121] . Конвой, по причине противного ветра, по пути зашел в порт Роченсальм [122] и оттуда отправился на рассвете 25 октября при свежем благополучном ветре. До острова Лехты [123] фрегат прошел под препровождением лоцманов весьма хорошо и, оставив тут конвой, долженствовавший идти шхерами [124] , сам пошел в открытое море за маяк Лакруне большим проходом и также под руководством лоцмана. Но в 2 часа пополудни, пройдя от маяка к западу около восьми итальянских миль, стал на мель. Фрегат имел тогда марсели, фок, грот и брамсели и шел по 7 миль в час. Первый удар о каменья был столь жесток, что он лишился руля и отбило часть киля от самого стема [125] до грот-мачты.

Весьма естественно, что неожиданное это происшествие сначала распространило в экипаже страх и беспорядок, которые, однакож, присутствием духа и благоразумием капитана и офицеров были тотчас прекращены, и команда пришла в полное повиновение. Капитан немедленно приказал спускать гребные суда и завозить верпы. Между тем со всех сторон сыпались угрозы и укоризны на бедного лоцмана, который, однакож, оправдывался, что несчастие это случилось на гряде камней, до того времени никому неизвестных: он был совершенно невинен, ибо опасной сей гряды не было означено ни на одной карте.

Когда два верпа были готовы, на фрегате, бросив в воду несколько пушек, начали вертеть шпилями завозы и сим средством скоро стащили его на глубину. Но, избежав одной беды, несчастные мореходцы подверглись другой, несравненно опаснейшей: фрегат начал сильно течь; не было другого средства спасти его, как только поставив у берега на мягкую мель. На сей конец капитан с беспримерной решительностью приказал отрубить кабельтовы и поставить фор-марсель, кливер и грот-стеньги-стаксель, приказав лоцману править к такому берегу, у которого есть песчаный грунт. Но малодушный лоцман до того оробел, что почти себя не помнил и не в силах был ни за что взяться; а потому капитан Тротскевич сам стал править к острову Унасу [126] . Не дошедши, однакож, до него, в темноте фрегат вторично набежал на камень, и хотя в ту же минуту были закреплены паруса и брошен якорь, но фрегат вскоре волнением снесло с камней, и он очутился на глубине 12 сажен.

В это время показалась в нем страшная течь. Воду стали отливать помпами, ведрами, котлами; подвели под него паруса, но все было тщетно: фрегат начал опускаться на дно. Тогда капитан дал повеление людям оставить внизу работу и спешить наверх, а гребные суда приказал подтягивать с багштова к борту. Ветер между тем усилился и дул отменно крепко; а течь во фрегате до того увеличилась, что не успели еще подтянуть к нему гребных судов, как он столько погрузился, что борта сравнялись с поверхностью моря. Тогда-то наступила страшная роковая минута. Вода с ужасным стремлением хлынула во все порты и в самое короткое время наполнила фрегат, который в 9 часов вечера вдруг пошел, как камень, ко дну. Служители в это время, со слезами и воплем принося последние мольбы и покаяние богу, бросались во все стороны. Одни успели вскочить на гребные суда, другие в отчаянии хватались за что ни попало и, кидаясь в море, утопали, а некоторые, будучи расторопнее и легче прочих, пустились на верхи мачт и успели уйти от воды, добравшись до стеньг-вант [127] , которые, когда фрегат стал на дно, были выше морской поверхности. Число сих последних простиралось до пятидесяти четырех человек, между коими находились повествователь злосчастного сего кораблекрушения шкипер Шестаков, 3-го морского полка подпоручик Корзунов, мичман граф Толстой и констапель [128] Савин. Но граф Толстой недолго держался: он потерял силы, упал и утонул. Из гребных судов барказ и два яла, будучи волнением отбиты от фрегата, были столь счастливы, что достигли благополучно дальних подветренных островов, а катер во всю ночь держался против волнения на веслах.

Часа через два после рассвета 26 числа катер, усмотрев, что на стеньг-вантах находились люди, приблизился к фрегату и своим появлением, так сказать, дал новую жизнь бедствующим мореплавателям, которые, сидя на вантах, переносили ужасный холод и каждую минуту ожидали, что ветер еще усилится и поднимет большие валы, которые сорвут их с вант и унесут в море. К большому еще несчастию, имели они с собою весьма неприятного и опасного соседа: медведь, служивший прежде им забавой, взошедши теперь на крюс-салинг, несколько времени сидел смирно; но оттого ли, что озяб, или от голода начал спускаться и садиться людям на головы, прижимаясь к ним, отчего они были в беспрестанном движении и страхе.

Хотя катер подъехал к потонувшему фрегату весьма близко, но долго не находил средств спасти бедствующих, ибо большое волнение и бившиеся от него реи препятствовали ему подойти вплоть к стеньг-вантам, чтоб забирать с них людей. Наконец, шкипер Шестаков решился кое-как, посредством леера [129] , протянутого от грот до крюйс-стеньг-вант [130] , сесть на катер и, взяв с такой же осторожностью около десяти или двенадцати человек, отвез их на ближайший остров Питколод [131] и возвратился к фрегату за другим отрядом. Таким образом перевез он всех остававшихся на вантах в пять раз. Подпоручик при сем случае совершенно исполнил свой долг, ибо он оставался со служителями до конца и переехал с последним отрядом. При выходе на берег также встретили они затруднение и даже опасность от волнения, разливавшегося сильно по каменьям. Для сохранения катера люди должны были входить по пояс в воду и поддерживать его на руках. Шестаков, для примера нижним чинам, сам находился с ними на воде и работал. Вскоре по прибытии на берег умер констапель, который привезен был уже без памяти.

С острова Питколода спасшийся остаток экипажа переехал на маяк Лакруне, где оставался одни сутки без пищи и лишился трех человек, умерших от холода и изнурения. Потом на своих гребных судах переехали они на остров Лехту и получили там помощь съестными припасами с галета [132] «Пчела». На Лехте пробыли они, по причине крепкого ветра, трое суток, а напоследок, 30 октября, доставлены были в Роченсальм, где по справкам определено было число погибших (140) и спасшихся (92).

Если бы капитан Тротскевич помышлял только о спасении людей, то когда, при первом ударе фрегата о каменья, увидел он, что часть киля была оторвана и что он не мог уже долго держаться на воде, надлежало бы ему положить якоря и срубить мачты, чтоб фрегата не снесло на глубину, и перевозить людей на гребных судах. Но он в сем случае заботился более о своей чести, нежели о жизни, и поступил, как должно искусному и неустрашимому морскому офицеру: он не хотел вдруг оставить вверенного ему фрегата, а желал испытать все, что было можно и должно для спасения его. Опыт имел пагубные следствия, но капитан не был виноват, а напротив, поступок его достоин удивления и подражания.