Шрифт:
Он удивленно посмотрел на нее, согласно кивнул головой.
– Помнишь, что принято было говорить в древней Спарте на прощание? Что сказала Леониду жена, когда провожала его на Фермопилы [44] ?
– Помню, моя царица, – без иронии в тон ей подыграл Григорий. – «Биться с врагом до конца. На войне нет места слабости».
– А еще? – На ресницах любимой блестели слезы.
– Еще жена Леонида сказала пять заветных для спартанца слов: «Со щитом иль на щите».
44
Фермопилы – узкий горный проход возле Малийского залива из Северной в Среднюю Грецию, который в течение двух дней героически оборонял от многократно превосходящего персидского войска царь Спарты, легендарный Леонид; битва у Фермопил – 480 год до н. э.
– Верно, – прошептали губы Марии. – Или ты возвращаешься с победой и со щитом домой... либо мертвый на щите... на Небо. – Она шагнула к нему, не обращая внимания на любопытные глаза дворовых. Она не чувствовала никакого страха – лишь величайшее спокойствие, словно смерть вообще не могла коснуться ни ее, ни суженого. Тогда Машеньке Панчиной именно так и казалось. Она ощущала рядом сильное плечо, видела любимое лицо и не просила у Господа милости.
– На то я и русский офицер. – Он светло улыбнулся. – Для меня честь – умереть за Веру, Царя и Отечество. – Григорий ловко поймал носком ботфорта серебряное стремя и легко бросил свое тело в седло. – Прости, я ошибся, ты хорошо читала Пуфендорфа. Там, вчера, у ручья... я был не прав.
– Так возвращайся со щитом – живой и невредимый. Будь сильным сердцем, как царь Леонид. Я верю в тебя.
– Слушаюсь, моя царица. – Смиряя стромкого рьяного коня, он бросил к треуголке два пальца в белой перчатке. – Я сделаю все, что в моих силах. Знаю, удача будет на нашей стороне!
– Гриша! – Она в последний момент стремительно сняла с груди золотой медальон.
– А это зачем?
– Возьми! Он счастливый. И да хранит тебя Господь, мой оберег и Андреевский флаг.
Глава 5
...Высоко в небе над руслом Двины тянулся на север косяк журавлей; птицы роняли на сонную землю призывные клики. Время было раннее: бабы только-только начали выгонять из закутов скотину; еще бы часок-другой поспать, ан нет... Работы на недостроенной крепостной стене уже шли полным ходом.
Капитан-командор Иевлев [45] , начальник Новодвинской цитадели, облаченный в преображенский кафтан, при шпаге, в треуголке и белых перчатках, в очередь обходил крепостные стены; лично проверял, как идут работы, как кладется камень, кирпич, глубок ли обновленный ров; заслушивал доклады старшин и... мрачнел лицом. «Медленно, гибельно медленно дело идет. Убей, не поспеем. А беда уж рядом! Близок час окаянный... Швед-стервец вот-вот даст о себе знать. Эх, силы бы мундирной поболе да рабочих рук...»
45
См.: Герман Ю. Россия молодая.
«Народишко и так со всей округи под гребенку собран... брошен на устройство твоей крепости, Сильвестр Петрович! Воевода князь шибко зол посему... – вспомнились недавние слова унтер-офицера Дичева. – А боле силов ждати неоткуда».
...Пушкари, солдаты, стрельцы, каменотесы, плотники и прочий работный люд в почтении расступался, смирел голосом, когда до слуха его долетало: «Стерегись! Командор!»
Сам капитан-командор, «птенец гнезда Петрова», имел твердое убеждение – совершать обход укреплений утром и вечером, а потому с утра до ночи с крепостной стены летели гулкие удары молотов, слышался надсадный визг пил да скрип лиственничных плах под тяжелыми ногами носильщиков, которые, надрывая жилы, втаскивали и поднимали при помощи лебедок на крепостную стену корзины с кирпичом, торбы с речным песком и прочую, прочую потребу для строительства.
– А ну принимай ядр-ры, Ермил! Где твои братцы рукастые?
– Тю-у, холеры! Не зевай, щи да каша!
– Давай, давай! Оп-паньки! Во-о дела!..
– Дяржи, робяты, ишо кузов яблок чугунённых для Карлиных зубов!
– Да погоди ты, голосей, мать твою... не с того места!.. Кони обезножели, пахами дышуть, а ты от людёв большего алчешь... Дай хоть дух перевести, аспид!
Иевлев усмехнулся в душе: «Ах, пушкари... служба огневая, душа пороховая...» Опершись руками о временный леер [46] , натянутый по его приказу вдоль ямин и карьеров строительства, Сильвестр Петрович вспомнил об обещанном капитане для его трофейного брига [47] . К сердцу прилила щемящая волна досады при взгляде на отбитый у шведов парусник-разведчик «Тритон».
46
Туго натянутая веревка или стальной трос с закрепленными концами; применяется для предотвращения падения с высоты или за борт (голл.).
47
Двухмачтовое парусное судно с прямыми парусами на обеих мачтах (англ.).
Двухмачтовый бриг, как бездомный гончий пес, сиро стоял на якорях, охраняемый крепким таможенным караулом Афанасия Крыкова. Красавец «Тритон», покачиваясь на катившихся под его форштевнем [48] волнах, церемонно приседал и кланялся русским галерам, совсем как благовоспитанная девица в глубоких реверансах. «Эх, когда же наконец с наших верфей... такие вот быстрокрылы будут сходить? Он ведь, ястреб, нежданно-негаданно появляется... истый лазутчик, черт его дери, а почует неладное – р-раз, и исчезнет, как птица! А для морского разбойника иль царского сторожевика сие первое дело. – Иевлев раскострил трубку, пыхнул голландским табаком, а в душе новый вопрос: – Неужто забыл обо мне граф Ягужинский? Вспомнит ли просьбу мою? С “Тритона” почти два месяца как снят шведский штандарт, а воз и ныне там... Ни капитана, знающего паруса... ни стяга русского... А пушки да крылатый ход нынче Архангельску позарез, о-о как нужны!» Глянув еще раз со стылой тоской на трофей, капитан-командор продолжил обход.
48
Форштевень (голл. voorsteven) – массивная часть судна, являющаяся продолжением киля и образующая носовую оконечность судна (мор.).
У артели каменотесов Иевлев задержался, поглядел, как идут работы, как складывается на подводы готовый камень, поддержал мастеровых:
– Бог в помощь, ребята! Взопрели? Вижу... Эх, сердяги, зело страданьев принимаете. Но сие зачтется! Не для меня, для себя стараетесь... Во благо города нашего, земли Русской! Отечества! Ну, ну... Духом не падайте, придет и наше время, легче бытовать будет! Светлее! Завтре дойди до моего командирского дому, Никита Семенович. – Капитан пожал заскорузлую и твердую от трудов руку подошедшего мастера. На плечах Никиты был наброшен «внапашку» старый зипун, пропахший конским потом.