— Сын.

Гримм резко обернулся.

— Не называй меня так, — резко отозвался он, но обычной злобы в его словах не было слышно.

Ронин шумно вздохнул.

— Нам надо поговорить.

— Слишком поздно. Ты сказал все, что хотел, много лет назад.

Ронин пересек террасу и встал у стены, рядом с Гриммом.

— Тулут прекрасен, правда? — тихо спросил он.

Гримм не ответил.

— Парень, я…

— Ронин, разве ты…

Мужчины окинули друг друга изучающими взглядами, и никто из них не заметил, как на террасу вышел Бальдур.

— Почему ты ушел и не возвращался?

В словах, сорвавшихся с уст Ронина, слышалась подавленная мука пятнадцатилетнего ожидания.

— Почему ушел? — переспросил Гримм, словно не веря своим ушам.

— Потому, что испугался того, кем станешь?

— Кем я стал? Я так и не стал тем, кем стал ты!

Ронин изумленно уставился на него.

— Как ты можешь так говорить, когда у тебя голубые глаза? И жажда крови.

— Что я берсерк, мне известно, — ровно ответил Гримм. — Но я не безумен.

Ронин заморгал.

— А я никогда этого и не говорил.

— Нет, говорил. В ту ночь во время битвы ты мне сказал, что я такой же, как и ты, — с горечью напомнил он.

— Ты и есть такой же.

— Нет!

— Да, ты…

— Ты убил мою мать! — заревел Гримм, вложив в этот крик всю ту боль, что скопилась в нем за пятнадцать лет ожидания.

Бальдур моментально выдвинулся вперед, и Гримм под прицелом двух пар проницательных голубых глаз почувствовал себя неуютно.

Ронин и Бальдур удивленно переглянулись.

— Так поэтому ты не возвращался домой? — осторожно спросил Ронин.

Гримм сделал глубокий вдох, и из него посыпались вопросы. И теперь, когда он начал их задавать, ему показалось, что им никогда не будет конца.

— Откуда у меня появились карие глаза? Как получилось, что вы оба берсерки?

— О, да ты действительно туп, да? — фыркнул Бальдур. — Ну неужели ты не можешь сложить два и два, парень?

На теле Гримма задергался каждый мускул. Тысячи вопросов сталкивались с сотнями подозрений и десятками подавленных воспоминаний, и все это сливалось в нечто немыслимое.

— Мой отец кто-то другой? — спросил он.

Ронин и Бальдур посмотрели на него и покачали головами.

— Тогда почему ты убил мою мать? — взревел он. — И не говори мне, что мы рождаемся такими. Может, ты и родился настолько сумасшедшим, чтобы убить свою жену, но я нет.

Лицо Ронина окаменело от ярости.

— Я не могу поверить, что ты думаешь, будто я убил Джолин.

— Я застал тебя над ее телом, — настаивал Гримм. — И у тебя был в руке нож.

— Я вынул его из ее сердца, — заскрипел зубами Ронин. — Зачем мне убивать единственную женщину, которую я когда-либо любил? Пусть бы так думал кто-то другой, но ты, как мог ты подумать, что я мог убить свою настоящую любовь? Мог бы ты убить Джиллиан? Даже в момент превращения в берсерка — мог бы ты убить ее?

— Никогда! — прогремел Гримм.

— Тогда ты должен понимать, что ошибся.

— Ты бросился на меня. Я был бы следующим.

— Ты мой сын, — прошептал Ронин. — Я нуждался в тебе. Мне нужно было прикоснуться к тебе, знать, что ты жив, убедиться в том, что Маккейны не добрались и до тебя.

Гримм тупо уставился на него.

— Маккейны? Ты хочешь сказать, что маму убили Маккейны? Но Маккейны напали лишь после захода солнца, а мама умерла утром.

Ронин смотрел на него в изумлении, смешанном с гневом.

— Маккейны выжидали в горах весь день. Они заслали к нам шпиона и узнали, что Джолин снова беременна.

Тень ужаса скользнула по лицу Гримма.

— Мама была беременна?

Ронин потер глаза.

— Да. Мы думали, у нее больше не будет детей — это была такая неожиданность. Она не беременела с твоего рождения, а ведь прошло почти пятнадцать лет. Это был бы поздний ребенок, но мы так его ждали…

Ронин запнулся и несколько раз тяжело вздохнул.

— Я потерял все за один день, — промолвил он, и глаза его ярко заблестели. — И все эти годы думал, что ты не возвращаешься домой потому, что не понимаешь, кто ты есть. Я презирал себя за то, что не смог объяснить тебе этого. Думал, что ты ненавидишь меня за то, что это я сделал тебя таким, и за то, что не научил тебя, как с этим обращаться. Многие годы я боролся с желанием поехать за тобой и заявить свои родительские права, помешать Маккейнам выследить тебя. Но тебе удалось очень умело исчезнуть. И теперь… теперь я вижу, что все эти годы, которые я наблюдал за тобой, ожидая твоего возвращения, ты меня ненавидел. И ты все это время думал, что я убил Джолин!

Ронин с горечью отвернулся.

— Мою маму убили Маккейны? — тихо прошептал Гримм. — Зачем им это надо было, если она была беременна?

Ронин покачал головой и посмотрел на Бальдура.

— Как я вырастил такого тупоголового сына?

Бальдур пожал плечами и закатил глаза.

— Ты все еще не понял, да, Гаврэл? Ты не понял того, что я пытался сказать тебе столько лет назад: мы — мужчины рода Макиллих — рождаемся берсерками. Каждый сын, рожденный по прямой линии от лэрда, — берсерк. Маккейны охотятся за нами тысячу лет. Они знают наши легенды почти так же хорошо, как и мы сами. Согласно пророчеству, нас почти уничтожат, сократив наш род до трех мужчин.