– Комбинат по-новому не наречешь? – спросил Ручьев в микрофон.

– «Дружная семья», – выдала с ходу Вера.

– Приятно слышать оптимистические речи. Молодчина.

Ручьев отключился, достал новую сигарету, прикурил и опять взял папку с годовым отчетом. Сдвинем мы свое дело, понимаешь, раскочегарим, и тогда уж, извини-подвинься, нас не остановишь!

После десяти, когда в учреждениях прошли оперативки и летучки, когда служилый люд настроился на очередные свои мероприятия и взялся за их выполнение, девятый вал текучки накрыл и подмял под себя именно Ручьева – пищекомбинат всегда стоял в центре забот самого широкого круга хмелевцев.

Телефоны будто озверели и хватали молодого директора то сразу оба, то напеременку, селектор мигал сигнальной лампочкой и кричал то женским, то мужским голосом, двери кабинета перестали закрываться, из приемной тоже доносились деловые голоса.

Такой вавилон бывал здесь не постоянно, а четырежды в году по нескольку дней, когда конец месяца совпадал с концом отчетного квартала, полугодия и года. Пощады в эти дни не было даже от самых мирных и терпеливых.

Председатель райпотребсоюза Заботкин, человек положительный, понимающий, хозяйственный, знал положение нового директора, но все равно нажимал на него по телефону, как обвинитель на преступника:

– Пойми, Ручьев, ты режешь всех без ножа. Мы должны обеспечить население мясными продуктами, а ты недодаешь и сосисок и сарделек. С нас требуют качества, а колбаса у тебя резиновая, не прожуешь и железными зубами. До конца полугодия осталось четыре дня, план по выручке трещит, а вы на три недели получку задержали. А знаешь кто виноват? Ты и твой бухгалтер.

Ручьев невольно стал оправдываться: это Башмаков, паразит такой… И смутился: в кабинет торопливо вошла Нина Башмакова с платежным поручением. Он быстренько закруглился:

– Зарплату сегодня выдадим. Не сердись и успокой своих продавцов. Не подскажешь ли новое название нашему комбинату?

– «Старая говядина». – И Заботкин бросил трубку.

– Вот здесь и здесь, – показала ноготком Нина. – И заверьте печатью. – Внимательно посмотрела на Ручьева, встревожилась: – Что-то вы бледный, Анатолий Семенович? Не заболели?

– Да накурился натощак, не завтракал, а тут звонят, кричат, минуты спокойной нет. – Он подписал поручение, пришлепнул печать, сунул резинку в карман. – В буфет бы сбегать, да недосуг. И что тут у вас такая суета?

– В конце отчетного периода всегда так. Я вам сейчас колбасы принесу. Отец в такие дни всегда здесь завтракал. Нарежет кружочками – в карман, сидит работает и достает по одному. Я сбегаю в цех за свеженькой…

В дверях она разминулась с небольшим, аккуратным мужчиной, отглаженным, в галстучке, с черной папочкой на молнии. Он прошел к столу, слегка поклонился:

– Взаимнообоюднов Дмитрий Семенович, инструктор райисполкома и внештатный лектор общества «Знание».

– Очень приятно. – Ручьев привстал. – Чем могу?

– Как инструктор я пока знакомлюсь, вхожу, так сказать, в курс… Я недавно из армии, по сокращению штатов… Там тоже занимался лекторской работой внештатно, и вот здесь ввели в районное отделение общества «Знание». Как вы, вероятно, догадываетесь, к концу полугодия у нас остались «хвосты» по отдельным темам. По атеистической, например.

– У нас больше молодежь, неверующие.

– Возможно. Но есть люди и старших возрастов, а поскольку атеистическая пропаганда является составной частью идеологической работы с массами…

Ладненький Взаимнообоюднов говорил приветливо, голос у него– был звучный, приятного тембра, доверительный, – будущий Митя Соловей! – и Ручьев сдался, разрешил антирелигиозную лекцию на один час.

– Вы необыкновенно добры. – Взаимнообоюднов приложил руку к сердцу, – спасибо! Никогда не забуду! Но если бы вы разрешили еще одну лекцию. Как раз наступит обеденный перерыв, и они послушают.

– Обеденный перерыв предназначен, кажется, для обеда.

– Я не помешаю, пусть кушают. К тому же лекция интересная, научная: «Есть ли жизнь на других планетах?»,

– На других планетах? – Ручьев усмехнулся. – Да у нас план горит, полугодие кончается…

– Простите, но у нас тоже план и тоже конец месяца, квартала и полугодия…

Ручьев взял трубку красного, взвизгнувшего телефона и, отбиваясь от очередного просителя, сочувственно поглядел на новенького лектора. Мать что-то такое хорошее говорила о новом сотруднике, и фамилия у него улыбчивая, редкая.

– Знате что, – решил Ручьев, закончив телефонный разговор, – Вот вам микрофон, садитесь за тот конец стола заседаний и читайте, а в цехах послушают. Между делом.