Ганс ун-Леббель и представить себе не мог, что в это время человек, которого он называл дядюшкой Паулем, пил горячий кофе в тесном кабинете гестапо города со странным названием Калач-на-Дону. Ничто, кроме пустого рукава добротного шевиотового пиджака, не напоминало утреннего бродягу, которого задержал ун-Леббель.

– Прекрасный спектакль, - поощрительно сказал доктор Мейзель, руководивший отделением гестапо.
– И он даже не выразил сочувствия, геноссе Дитман?

– Ни малейшего, - самодовольно сказал старик.
– Я занимался его ранним воспитанием, могу ручаться, что знаю этого мальчишку лучше, чем кто-либо из его окружения. Я вырастил волка, геноссе Мейзель!

– Хотелось бы думать, что дело обстоит именно так, - пробормотал собеседник.
– Ведь нам с вами предстоит писать отзыв.

– Я ручаюсь за этого сопляка, - самодовольно объявил старик.
– Конечно, в нем течет и славянская кровь, а это большой минус, но - натура!
– Он отхлебнул кофе.
– У вас превосходный кофе, геноссе Мейзель.

– Еще бы, - отозвался начальник гестапо.
– Мне его присылает каждый месяц дядя из Колумбии. Он уже второй год живет там.

– О-о, Колумбия!
– Дитман покивал.
– За последнее время туда уехало много наших. Неудивительно, тамошний климат благоприятствует немцам.

– С падением Соединенных Штатов этот климат станет еще лучше, - усмехнулся Мейзель.
– Но вернемся к отчету…

– Завтра, - поднял руку Дитман.
– Отчет будем писать завтра. Сегодня мне нужно принять ванну. Вы ведь не думаете, что это мое излюбленное занятие - носить засаленные лохмотья и валяться в грязи, изображая убитого партизана? И еще… Я могу заказать разговор с домом? Знаете, я волнуюсь. Младшая дочь со дня на день должна родить.

– Разумеется, - кивнул Мейзель.
– Мой телефон к вашим услугам, геноссе. И последний вопрос. Он и в самом деле не заинтересовался вашим предложением открыть ему тайну его происхождения?

– Он пропустил это предложение мимо ушей, - сказал старик, придвигая к себе телефонный аппарат.

– Когда вы закончили с ним работать?

– В семь лет, - нетерпеливо ответил Дитман.
– Это было неизбежно, с восьми лет им уже занимались воспитатели бюргера.

– Вы домой?
– Дитман принялся набирать номер телефона.

– Если бы! В девятнадцать часов прибывает гауляйтер. Строительство саратовской гидроэлектростанции требует все новых людских ресурсов. В Берлине думают, что русские плодятся как кролики, а здесь уже некому работать в колхозах. Если мы отправим всех, кто будет кормить рейх?

В детский бюргер Ганса отвезли вместе с пятью другими воспитанниками.

– Вам предстоит стать рыцарями великой Германии, - сказал им на прощание директор детского дома.
– Отныне вы получаете документы и право передвижения по территории рейха. Пусть оно пока еще ограничено, но я верю в вас, вы не уроните честь нашего заведения. Пусть имена Ганса ун-Форстера, Йозефа ун-Блицмана, Гюнтера ун-Риттера будут вам путеводными звездами. Честь и слава! Верность и честь!
– вот девизы на гербе бюргера, в котором вам предстоит отныне учиться. Верю, что эти слова не окажутся для вас пустым звуком, они всегда будут наполнены тем смыслом, который в него вкладывают фюрер и народ.

Гансу исполнилось восемь лет, и он уже легко читал тексты под рисованными историями, посвященными рыцарям черного ордена ун-Форстера, ун-Блицмана и ун-Риттера. Особенно ему нравилась история об ун-Риттере, рыцаре египетских пирамид. Герою было поручено уничтожить отряд американских шпионов, которые устроили свое логово в пирамиде Хеопса. Ун-Риттер проявил чудеса ловкости и сообразительности, чтобы преодолеть старые ловушки, установленные строителями пирамид, и новые - устроенные хитроумными диверсантами. Не менее впечатляли сказания об ун-Форстере. Этот рыцарь СС блистательно дрался с полчищами африканских чернокожих каннибалов, то и дело попадал в засады, но благополучно вырывался из них, круша врагов. Однако особое место в сердце юного Ганса занимала история об ун-Лерере, который осуществил свою детскую мечту. Он стал военным летчиком, дрался с армадами русских истребителей, которые, хотя и сделаны были из фанеры, представляли опасность несметным количеством. Ун-Лерер избавился от приставки к своей фамилии и стал полноценным немцем. Ганс даже заплакал, когда в очередной серии Герхард Лерер геройски погиб, сбив американский бомбардировщик, пытающийся взлететь с ядерной бомбой на борту. Коварные американцы пытались сбросить бомбу на мирную немецкую колонию Кубу, но Герхард Лерер пресек планы американской военщины, а потом таранным ударом врезался в небоскреб «Эмпайр Стейт Билдинг», где находились системы управления противоракетной обороны американцев. Небоскреб рухнул, а немецкие асы смели с лица земли город Нью-Йорк, в котором, как известно каждому из речей фюрера и доктора Геббельса, были расположены еврейские конторы и склады. В финале этой истории освобожденные американцы оплакивали своего спасителя. Расчувствовался и Ганс, представив, что это он, а не Герхард Лерер, спас мир от еврейской чумы. Только он остался жив, и фюрер лично наградил его Железным крестом за храбрость.

Бюргер оказался маленьким уютным поселком, в центре которого был плац для построений и занятий по строевой подготовке. Чуть в стороне голубел огромный бассейн с десятиметровой вышкой, левее высилось длинное здание столовой. С правой стороны к бюргеру примыкал небольшой лесок, а за ним располагалось стрельбище.

– Ребята!
– восторженно объявил Аксель.
– Стрелять будем!

– Ага, - хмыкнул длинный и худой парень, которого звали Густавом.
– Из «воздушек».

– Да ты посмотри, какие окопы, - загорячился Аксель.
– И мишени, видишь, как далеко поставлены. И насыпь за мишенями. Она что, от пулек?

Именно в бюргере Ганс получил фамилию.

В канцелярии унылый меланхоличный немец в солдатской форме спросил у Ганса имя, пододвинул к себе чистый бланк свидетельства и попробовал ручку на маленьком чистом листе.

– Какая буква у нас там по порядку?
– спросил он в пустоту.

– «L», - отозвались из-за шкафов.

– Так-так, - задумчиво сказал немец.
– Либих, я запишу на тебя этого парня?

Из-за шкафов послышался чмокающий звук.

– Так, - немец снова задумчиво почеркал на чистом листочке.
– Либих… Либих… Зря ты не хочешь, Эрих, крепкий мальчишка, белокурый, голубоглазый - настоящая бестия.
– Он подумал еще немного.
– Либих… Ну что же, быть тебе, парень, Леббелем. А что? Ун-Леббель - прекрасная фамилия, - с этими словами он принялся неторопливо заполнять бланк.
– Иди в соседнюю комнату, там тебя сфотографируют на аусвайс!