Притормозив около дома, который своей безликостью напоминал коробку из-под обуви, я высунул голову из окошка, чтобы спросить у кого-нибудь про гостиницу. Но рядом с темным подъездом никого не было. Под порывами ветра раскачивалась на ржавых петлях фанерная дверь. Перед ней чернела огромная лужа. При всем своем богатом воображении я не мог представить, как жильцы заходят в дом, не замочив колен.

Я кинул взгляд на мутное окно первого этажа. Это была кухня. Под потолком на голом проводе болталась тусклая лампочка. Немолодая женщина в бесцветном халате ссутулившись стояла у плиты. Трудно сказать, что она там готовила, но над плитой клубился грязно-серый дым, какой выпускает разве что паровоз.

Меня передернуло. Наверное, это была захолустная окраина поселка, где жили не самые лучшие представители научной элиты. На малом ходу я проехал еще немного, глядя на темные подъезды однотипных двухэтажных домов. Нигде не было видно людей! Впрочем, этому обстоятельству не стоило слишком удивляться. Если бы судьбе было угодно наказать меня и я бы жил в Кажме, то вряд ли болтался в такое время и в такую погоду по таким мрачным улицам.

Отчаявшись спросить у кого-либо про гостиницу, я решил найти ее самостоятельно. Поселок наверняка маленький, проехать его с одного конца до другого – раз плюнуть. Мой «жигуль», разбрызгивая во все стороны грязную воду, снова покатил в темноту, углубляясь в Кажму, словно наконечник клизмы в известное место. И вдруг в свете фар мелькнул ярко-красный плащ. Молодая женщина шла по краю дороги в том же направлении, в каком ехал я. Она выглядела совершенно необыкновенно. Я хочу сказать, что на этой разбитой дороге, где лужи попадались так же часто, как и темные пятна на шерсти гиены, среди корявых голых деревьев, мрачных домов с тусклыми окнами естественней смотрелась бы Баба Яга в телогрейке и кирзачах. Эта женщина была одета слишком броско и ярко, она просто выпадала из общего фона.

Я притормозил рядом с ней, высунул голову в окошко и, стараясь не испугать ее, приветливо крикнул:

– Добрый вечер! Простите, я немного заблудился…

Женщина, не останавливаясь, искоса взглянула на машину. Кажется, фары слепили ее, и она не увидела моей доброжелательной физиономии. Я лишь отчасти рассмотрел ее лицо. Черты были мелкие, кукольные. Непокрытая голова вымокла под дождем, и светлые волосы сосульками спадали на лоб.

Я немного проехал вперед, обогнав женщину, остановился и распахнул дверци.

– Девушка! – позвал я. – Где тут у вас гостиница?

Она продолжала идти в прежнем ровном темпе, перешагивая через лужи. Когда она приблизилась к машине, ее лицо осветили красные габаритные огни. Мне стало немного не по себе.

– Вы не подскажете… – тише произнес я.

Она замедлила шаг, рассматривая меня очень внимательно, затем ее взгляд скользнул по грязным бортам машины.

– А как вы вообще сюда попали? – спросила она.

Голос ее был приглушенный, невыразительный, как у человека, которого среди ночи разбудил телефонный звонок. Но меня больше удивил ее вопрос. Что значит, как я сюда попал?

– Очень просто, по дороге, – ответил я и вскользь подумал: а вдруг в этот некогда режимный поселок по-прежнему запрещен въезд?

– Я понимаю, что не по морю, – ответила женщина и замолчала, так и не высказав до конца свои неожиданные претензии.

Ситуация была странная. Я смотрел на нее, она смотрела на меня. Мы молчали, мотор урчал.

– Я журналист, – наконец выдавил я из себя. – Приехал сюда по заданию редакции. Мне нужна гостиница.

– Здесь нет гостиницы, – холодно ответила женщина.

– Где же мне ночевать? – растерянно спросил я.

– Не знаю, – ответила женщина, но вовсе не о моем ночлеге. – Не знаю, какая редакция направила вас сюда.

Должно быть, мне повезло встретить представителя администрации поселка, коменданта или же ответственного за соблюдение режима.

– Я могу показать вам удостоверение!

– Оно меня не интересует.

– Может быть, вы подскажете адрес, где пускают постояльцев?

– Не думаю, что кто-то пустит к себе в дом чужого, да еще в такое время.

– А вы, извините за любопытство, кто?

– Это вас не касается.

Эта кукла в резиновом плаще не верила мне. Она принимала меня за какого-то злодея. Настороженность просто перла из нее!

Во мне вдруг взыграло самолюбие. И чего я оправдываюсь перед ней? Не единственный же это житель Кажмы, в конце концов! И вообще, разговаривать надо с представителями местной администрации. В крайнем случае, с милицией.

– Спасибо за помощь, – едким голосом поблагодарил я мокрую куклу. – Пожалуй, я обращусь в милицию.

Я уже хотел было закрыть дверцу и тронуться с места, как женщина коротко произнесла:

– Постойте!

Я откинулся на спинку сиденья, выражая тем самым готовность выслушать. Женщина шагнула к машине и склонила голову перед дверцей.

– Я могу сесть?

– Конечно! – ответил я.

Она подобрала забрызганные полы плаща, опустилась на сиденье, а уже потом перенесла через порожек ноги в высоких сапожках. Закрыла дверцы. Лампочка под потолком салона погасла. В сумраке лицо незнакомки казалось очень бледным. Или же кроваво-красный плащ так оттенял его.