Циллер лениво посмотрел на него:

– Они удачно тебя выбрали, а, посол?

– Но совсем не в том смысле, как вы подумали. Я не сторонник, но и не противник подобных аргументов. Просто я думаю, что они непременно скажут нечто в таком духе. Даже если вы действительно об этом не думали и не пытались высчитать их возможные предложения, то все равно должны знать, что им нужно, и решить для себя.

Циллер посмотрел на него в упор, и Кэйб вдруг понял, что выдержать тяжелый взгляд этих больших черных глаз не так уж и трудно, как он думал сначала. И все-таки за удовольствие счесть такой взгляд было нельзя.

– Неужели ты считаешь, что я диссидент? – наконец спросил Циллер. – Я, скорее, привык думать о себе как о культурном беженце или личности, ищущей политического убежища. Это совершенно разные вещи.

– Но ваши предыдущие замечания начисто опровергают это утверждение, Циллер. Как и все ваши действия, начиная с того, что вы вообще прибыли сюда; а потом вы остались уже после того, как стали известны последствия войны.

– Последствия войны, мой милый хомомданский студиозус, – это три тысячи лет бесправия, угнетения, подавления культуры, экономической эксплуатации, систематических пыток, сексуальной тирании и культа жадности, возведенных в ранг необходимой генетической наследственности.

– Это ужасно, мой дорогой Циллер. Никакому стороннему наблюдателю, конечно, не дано с такой горечью и безжалостностью перечислить болезни вашей недавней истории.

– Ты называешь три тысячи лет недавней историей?

– Вы уходите от разговора.

– Да, я считаю смешным, что три тысячи лет для тебя – это недавно. И, согласись, поговорить на эту тему куда интересней, чем спорить о степени вины моих соотечественников, которые пришли к восхитительной идее кастовой системы.

Кэйб вздохнул.

– Мы долгожители, Циллер, и составляем часть галактического сообщества уже много тысячелетий. Три тысячи – это солидный срок, с нашей точки зрения, но с точки зрения разума и жизни разумных существ вообще, согласитесь, это немного.

– Неужели тебя так волнуют все эти вещи, Кэйб?

– Какие вещи, Циллер?

Чубуком трубки челгрианец указал куда-то в сторону:

– Ты переживаешь за эту человеческую женщину, ты боишься, что она готова врезаться в землю и разбрызгать по долине свои мозги. Ты чувствуешь себя неуютно из-за того, что, как ты заметил, я ненавижу собственный народ.

– Увы, это так.

– Неужели твое существование настолько зависит от твоих переживаний за других?

Кэйб откинулся на сиденье и задумался:

– Думаю, что так.

– Следовательно, ты идентифицируешь себя с Цивилизацией.

– Наверное.

– И, значит, ты испытываешь, скажем так, замешательство и из-за Кастовой войны?

– Даже имея в виду массу из тридцати одного триллиона населения Цивилизации, можно сказать, что да, я испытываю.

Циллер тонко улыбнулся и посмотрел на зависшую в небе Орбиту. Далеко впереди разворачивалась яркая лента, уходящая в небо. Где-то там плескались океаны и возносили свои вершины снежные горы; поверхность вспыхивала зеленым и коричневым, голубым и белым на разбросанных островах Крайних морей. А здесь впереди тянулась Великая река, видимая на многие сотни километров. Над головами же дальняя сторона Орбиты казалась просто яркой линией, чьи географические подробности терялись в пылающем накале.

Порой, если вы обладали прекрасным зрением и смотрели прямо на дальнюю сторону, можно было различить крошечное черное пятно Хаба, зависшее в открытом космосе на расстоянии в полмиллиона километров отсюда, в пустом центре браслета мировой бесконечности.

– Да, населения действительно много, – вздохнул Циллер.

– А запросто могло бы быть и еще больше. Просто выбрали стабильность, а не увеличение.

– А ты знаешь, что есть люди, которые плавали по Великой реке еще до того, как была завершена Орбита?

– И некоторые из них плывут сейчас по второму кругу. Они называют себя Путешественниками-во-Времени, потому что двигаются немного быстрей, чем остальные на Орбите и, таким образом, снижают относительное расширение времени, как бы ни были отрицательны последствия всего этого.

Циллер кивнул, и его темные глаза заплыли, словно у пьяного:

– Кто же рискнул пойти против течения?

– Их немного. Но они есть всегда. Хотя ни один из них еще не совершил круга по всей Орбите – для этого нужно жить слишком долго. Их путь сложнее.

Циллер наконец распрямил свою среднюю конечность и убрал трубку:

– Вот так. – Он сделал движение ртом, желая изобразить улыбку. – Возвращаемся в Акьюм? Пора работать.

– Неужели наши суда не настолько хороши?

– У них суда быстрее.

– До сих пор?

– Боюсь, что да.

– А я так ненавижу все эти пересадки и перескакивания. Сначала одно судно, потом другое, третье, четвертое… Я начинаю чувствовать себя багажом.