В течение дня, я несколько раз выходил во двор, под вполне очевидным предлогом, а, в действительности, для того, чтобы оказаться поближе к особо «тяжёлым» заклинаниям, которые надо было перенести. Вечером же я имел возможность лицезреть обоих лейтенантов, когда они пришли поиздеваться над своим подопечным.

Их гаденькие шуточки сводились, в основном, к тому, что новая собачка капитана, такая бедняжка, скоро подохнет, а дальше шли рассуждения о том, как можно официально представить её смерть. Капитан тихо зверел, но сдерживал себя. Наконец, вволю натешив своё самолюбие, эти двое ушли, а капитан напился и лёг спать.

Почти всю ночь я работал и к утру уже мог пользоваться сознанием замка, хотя работы предстояло ещё очень много. А утром в ворота училища постучал Лео. Одетый почти как крестьянин, с ржавой железкой, изображающей меч, на боку и с безграмотно написанным прошением о принятии в училище молодого дворянина Лигера. Приняли его в училище без вопросов, выделили койку и приписали к какой-то учебной роте. Я тут же приказал пробуждённой части сознания замка присматривать за ним и при первых же тревожных сигналах, сообщать мне.

Почти неделю Лео присматривался, стараясь не вступать ни в какие конфликты. Безропотно вымыл туалет и почти всю казарму, чистил чужие сапоги, получал еду на кухне на всю роту и последним мог к ней прикоснуться. Он изучал обстановку и людей. Конфликт начался на день раньше, чем мы планировали. Старший курсант, внебрачный сын Бондезийского, находящийся в училище на весьма привилегированном положении, двадцатилетний подонок, случайно заметил у Лео мешочек с перстнем и захотел его получить. Отдавать перстень нам не хотелось. Сначала Лео пытался перевести разговор, но тот не поддавался, заставить его забыть о мешочке было затруднительно, так как за развитием конфликта наблюдало слишком много курсантов. Лео решил плюнуть на этот лишний день и начать конфронтацию теперь.

— Ну, так долго мне ждать? — Капризным тоном спросил Ондезийский.

— Я думаю, что всей жизни твоей не хватит. — Спокойно ответил Лео и, повернувшись к нему спиной, отошёл к своей койке, на которую и уселся. Днём это позволялось только курсантам, особо приближённым к Ондезийскому.

— Эй, ты, стоять! Я кому говорю? — Молодой подонок прямо побледнел от злости. — Ты что, бунтовать против меня надумал?

— А ты кто такой? Может быть, ты король, что против тебя надо бунтовать? — Лео оставался издевательски спокойным. — Мне думается, что ты просто зарвавшийся нахал, которого надо немножко проучить.

— Та-а-ак, мальчик решил получить хорошую трёпку. — Произнёс тот, стараясь, чтобы его слова прозвучали максимально зловеще. — Я, граф Ондезийский, приговариваю этого бунтовщика к двум неделям лазарета. Обеспечить!

Это означало, что его подручные, а у него было их восемь человек, должны были избить Лео так, чтобы он недели две провалялся в лазарете. Четверо из них тут же с довольными улыбками двинулись к Лео. Он спокойно поднялся к ним навстречу и несколькими точными движениями сменил их улыбки на гримасы боли. Сделав это, он отправился к бывшему графу Ондезийскому, приветливо спрашивая его:

— Так значит, ты хочешь пару недель проваляться в лазарете? Ты так любишь там бывать?

— Остановите его! — Испугано приказал тот.

Оставшиеся на ногах, четверо из его подручных двинулись на перерез Лео, но весьма неуверенно и робко. Семь блоков и четыре удара живо убедили их больше не вмешиваться. Лео подошёл к бывшему графу и, не торопясь, задал тому трёпку. Когда тот, после всего нескольких затрещин, начал ползать по полу, вымаливая прощение, Лео пинком отшвырнул его к стене и, вернувшись к своей койке, сел на неё.

Минуты через три в казарму вбежали двое сержантов и с ужасом уставились на побоище.

— Что здесь произошло? Что случилось? — Испугано возопил один из них. — Курсант Лигер, я вас спрашиваю!

Лео безмятежно посмотрел на него и, чуть улыбнувшись, ответил:

— Мне очень не нравится, когда меня пытаются избить, а так же, я не люблю тех, кто приказывает это сделать другим. Мы с этими… обсудили этические нормы поведения в коллективе и мои доводы произвели на них такое огромное, прямо сногсшибательное, впечатление, что некоторые из них всё ещё в себя придти не могут.

— Так ты что, избил своих товарищей и спокойно в этом признаёшься? — Изумился второй сержант. — А ты хоть представляешь, что с тобой теперь будет?

— Вполне представляю. Ничего особенного со мной не произойдёт. Закон обязателен для всех, а по закону "о самозащите", и по закону "об адекватном действии", я поступил правильно и законно.

— Ну, это ты так думаешь, а вот посмотрим, что скажет господин начальник училища, когда узнает о твоих действиях. Да ты хоть знаешь, кого ты избил?