— Подсудимый, вы желаете что-нибудь сказать?

— Да, пожалуй, я немножко поговорю. — Безмятежно отозвался Лео и улыбнулся капитану.

Он, не торопясь, поднялся, открыл запертую дверцу загородки и вышел вперёд. Внимательно оглядев всех троих судей, он спросил их:

— А вам самим не смешно было, выносить такой приговор? Мне вот смеяться хочется над вашим приговором. Прежде всего, о какой присяге курсанта Лигера говориться в вашем приговоре? Что-то я не припомню, чтобы кто-нибудь приводил его к присяге. А может быть, кто-нибудь из вас помнит? Просветите меня забывчивого, пожалуйста. Если же человек не приносил присяги, то он не подсуден трибуналу, по крайней мере, в мирное время. Или сейчас война?

Судьи нерешительно переглянулись между собой. А Лео тем временем продолжал:

— Почему же вы не отвечаете? Или ответить нечего? Далее, в своем приговоре вы упоминаете два избиения, а где в материалах дела указание на то, что второе совершил курсант Лигер? Там, по моим наблюдениям, нет ни слова об этом, исключая ваших вопросов, а вопросы судий это ещё не основание для приговора. Кстати, а вы сами-то присягу приносили? Если приносили, то почему же нарушаете законы, которые клялись соблюдать со всей возможной старательностью?

Тут один из лейтенантов обрёл, наконец, голос:

— Молчать! Ты лишён слова! Приговор вынесен и ты осуждён. Как только председатель попечительского совета герцог Бондезийский утвердит наш приговор, ты сможешь сколько угодно распинаться перед сокамерниками. Иди на своё место.

— Вся ваша беда заключается в том, что он не сможет утвердить ваш приговор. Он его даже не увидит.

— Это ещё почему? — Помимо воли заинтересовался лейтенант.

— Просто такого человека больше нет. Тот, кто до недавнего времени носил этот титул, последнее время мечтает, чтобы его казнили какой-нибудь мучительной смертью.

Раздался неуверенный смех Ондезийского.

— А тебе бы лучше не смеяться, он не только лишён чести, достоинства и титулов, но то же самое произошло и с его потомками. Они все перестали быть даже дворянами. Так что ты теперь не граф, а простой мужик.

— А ты откуда все это знаешь? Ты что встречался с ним? — Недоверчиво спросил лейтенант-казначей.

— Да, я с ним встречался, причём дважды за один день. При первой встрече я избил его палкой, а при второй осудил на всё, что перечислил только что. Его папаша разделил судьбу своего сына, как уличённый в связях с Врагом. Все прихлебатели герцогов лишены дворянства, вышвырнуты со службы и предстали перед судом.

— А кто Вы такой? — С изумлением спросил начальник училища. — И откуда Вы всё это знаете?

— Лейтенант, подойдите к этому окну и посмотрите на флагштоки. — Сказал Лео бывшему капитану.

Я, тем временем, дал приказ замку поднять на всех башнях королевские штандарты. Надо отдать должное лейтенанту, он всё понял сразу, понял и принял. Выглянув в окно, он повернулся к Лео, взглянул на его руку, на которой уже красовался перстень, и медленно опустился на колени.

— Простите меня, Ваше Величество. — Произнёс он, склонив голову.

— Встаньте, лейтенант, вы уже наказаны, а дважды я не наказываю. Ваша семья жива и здорова, находится в столице, но, до последнего времени, считала вас погибшим. Она в безопасности. Даю вам пол года привести вверенное вам училище в надлежащий вид. Финансирование вы будете получать в полном объёме, согласно количеству учащихся. Вам всё ясно?

— Так точно! А что с этими? — Он кивнул на своих бывших надзирателей.

— Эти бывшие офицеры и бывшие дворяне приговорены к двадцати годам тюрьмы. Кроме того, осуждены: мужик Ондезийский на пятнадцать лет, и все его подручные на пять лет. Последние на время своего заключения лишаются дворянства, но, после выхода на свободу, могут хлопотать о восстановлении его. Потомок Бондезийских этого лишён, дворянство он должен будет зарабатывать сам. Трое сержантов, считающих возможным расправляться с одним человеком в компании дюжины подонков, осуждены на восемнадцать лет. Нами осуждены также следующие военнослужащие этого училища:… - Лео перечислил ещё несколько офицеров и сержантов, приговорённых нами к различным наказаниям. Затем он обратился ко мне: — Я никого не упустил?

Я к тому времени уже возлежал на псовом троне, чьим-то упущением не убранном из зала при его переделке. Я оглядел зал, приглядываясь к бледным лицам, и покачал головой:

— Да пожалуй, что и нет в вопросах о наказаниях, теперь следует перечислить тех, кого награждаем.

Моё выступление их добило. Экс лейтенанты, которые до этого испугано, но и несколько скептически глядели на Лео, побледнели и уже не улыбались.

— Да, теперь о наградах. Начальнику этого училища, лейтенанту Грэо, за честность и щедрость, выразившиеся в трате своих личных средств на пропитание учащихся, присваивается личный титул барона. — Лео взял со стола, возникший там указ, и вручил его лейтенанту. — По результатам реорганизации училища и по дальнейшей службе барона, титул может стать наследственным.

Лео окинул зал взглядом и продолжил:

— Сержантам Больду, Нору и Сиреду присваивается личное дворянство. На всем известных условиях оно может стать наследственным. Лейтенанту Згернеру и сержантам Нору и Сиреду я приношу свои личные извинения за столь позднее вмешательство в их судьбу. Они освобождаются из заключения и все обвинения к ним признаются безосновательными.

Я велел открыться потайной двери, ведущей на лестницу в подвал, где находилась тюрьма, и оттуда появились трое названных, все худые, грязные со слезящимися от яркого света глазами. Всё заседание они видели, так я приказал замку, поэтому объяснять им, что происходит, не требовалось. Лео повернулся к ним и приказал: