Шрифт:
Я снова растеряно всплеснула рукой и не найдя что еще добавить вслух, опустила ее обратно. Даже не открывая коробки, а могла догадаться, что внутри лежат новые платья. Боже мой! Но зачем еще и целых три!
Сгорая от смущения и растерянности, я закрыла лицо руками и просидела так несколько минут.
Затем, наконец, собравшись с мыслями, я поднялась с пола и снова пересела на кровать. Открывая первую коробку, я чувствовала, как мое сердце громко стучит, а руки ходят ходуном. Кое-как, справившись с бантом, я отложила верхнюю в сторону и содрала с нее бумагу.
Перед глазами теперь лежала черная бархатная упаковка все с тем же логотипом «Жорж Авиталь». Открывая крышку, я чувствовала, как сильно дрожат мои пальцы.
В ней лежало неземной красоты золотисто-розовое вечернее платье. Доставая его, я уже точно знала, что это не чета моего бывшему наряду от «Монтильи». Легкий гладкий шелк струился по пальцам, переливаясь всеми оттенками заходящего солнца, воротник и пояс был отделан мелким сверкающим бисером, по низу расклешенной юбки проходил широкий мерцающий узор.
– Вот это да!
– восхищенно прошептала я.
– Сколько же такое может стоить?
На бирке, что крепилась к платью, было сказано, что эта модель называется «Кассандра», но цена указана не была.
Я медленно покачала головой.
«- И, конечно, это окажется мой размер» - растеряно подумала я.
Подержав еще какое-то время золотистое платье в руках, я отложила его в сторону и открыла две другие коробки. В них так же лежали вечерние платья, но на этот раз темно-синего и коньячного цветов.
– Зачем?… - снова повторила я, глядя на элегантные дорогие наряды.
От смущения и волнения одновременно, мои щеки залила краска Не в силах сдержать охватившие меня эмоции, я зарылась лицом в мягкую ткань и прошептала:
– Рен…
Уже лежа в постели, я все никак не могла заснуть, думая о завтрашней встрече. Гадала какое место выберет Рен, представляла о чем пойдет разговор, раздумывала, стоит ли надеть одно из присланных им платьев. Все они были замечательными, и стоило надеть любое, как зеркало, невзирая на мои придирки к собственной внешности, будто имея собственное мнение, отражало не обычную девушку, а прекрасную королеву. Перестав, наконец, спорить со своенравным зеркалом, я повесила новые наряды в шкаф и легла в постель.
И хотя за окном было темно, а часы на тумбочке показывали двадцать минут двенадцатого, сон не шел.
Не помогали и попытки выбросить все из головы и мысленно рисовать витиеватые узоры. Перед глазами все равно стояло красивое мужественно лицо Рена. Его улыбающиеся губы, смеющиеся глаза.
Как же его преображала улыбка! Как смягчала она жесткие черты и заставляла холодные глаза медленно оттаивать. Она превращала грозного викинга в чувственного мужчину. Она раскалывала ледяную броню и на короткий миг позволяла увидеть истинное лицо…
Рен…
В этот момент я подумала, что люблю его.
Это слово не звучало раньше в моей голове, но каждая новая встреча прибавляла сил тому маленькому ростку, что уже пробился сквозь сомнения, и теперь готов был превратиться в яркий огненный цветок. Оставалось лишь поднести его к солнцу.
И этим солнцем будет Рен.
Завтра.
Подумав об этом, я перевернулась на другой бок, закрыла глаза и, наконец, успокоившись, уснула.
В комнате царил полумрак.
Вернувшись домой только под вечер, Рен сразу поднялся в свой кабинет. Бросив на стол толстую папку с бумагами, он подошел к вмонтированному в стену бару и некоторое время рассматривал ряд стеклянных бутылок, раздумывая, что именно ему выпить.
Остановив свой выбор на виски, он достал бутылку и наполнил стоящий рядом стакан до краев.
Затем расстегнул рубашку, снял с пояса оба ножа и, бросив их на пол, сел в мягкое кожаное кресло.
Сегодня ему предстоит принять решение.
Решение окончательное и бесповоротное.
Слишком долго он чувствовал, как его четкий отлаженный мир постепенно меняется, сходит с привычной орбиты, словно переставший подчиняться физическим законам шар. Чувствовал, как ось, вокруг которой всегда происходило движение его мыслей, вдруг накренилась и натужно заскрипела, причиняя ненужный и болезненный дискомфорт.
Сколько раз за последнее время он совершал импульсивные необдуманные поступки? Почему его мозг перестал держать мощный заслон рациональности, постоянно пропуская сквозь железную броню нежелательные образы и мысли?
Куда подевалась привычная холодность и логичность?
Рен залпом осушил стакан и, протянув руку к стоящей на столе бутылке, снова наполнил его.
Что случилось с его внутренним спокойствием?
Неужели он утратил контроль?
С каких пор он начал пить каждый вечер, в надежде избавиться от преследующих его мыслей?