Он первый заметил меня в уличной толпе, дружески хлопнул по плечу, а потом помог подняться на ноги и отряхнуть пыль.

– Привет, Копыто!

– Чурбан! – воскликнул я радостно. – Мне тебя сам бог послал. Мне сейчас негде приткнуться, и за штормовку капитана дали всего десять франков.

– Не переживай, сынок! Не переживай, выше голову, – громко и, как всегда, уверенно ответил он – Не беда!

– Я могу на тебя рассчитывать?

– Ты что? Друзьям таких вопросов не задают.

– Ну, а короче?

– Пропьем твои десять франков, а потом что-нибудь придумаем. Пошли!

Вот такой он был человек. Верный друг, всегда готовый на любую жертву. И помимо того – джентльмен. В матросах ему никогда не приходилось быть, он легко сорил деньгами и был большим поклонником женского пола. Что касается рода занятий, то после того, как один чрезмерно усердный инспектор полиции завел на предмет выяснения его прошлого переписку с властями всех частей света, Чурбан предпочитал выступать как рантье.

Мы пропили десять франков и вышли.

– Не беспокойся, – сказал Хопкинс после того, как бармен не дал нам войти в холодильник и вежливо направил паши стопы в сторону двери. – Поживешь у меня, а потом что-нибудь придумаем.

– Слушай! Мы же из этих десяти франков даже на еду ничего не оставили.

– Со мною, дружище, не пропадешь. Значит, так! Пойдем к Турецкому Султану и там поедим.

В начале этой книги я уже упоминал о Турецком Султане и о том, что он два дня как не выходит на улицу, потому что у него сперли штаны. Вот это обстоятельство Чурбан и обратил в нашу пользу. Турецкий Султан, получивший свое прозвище за орлиный нос и длинные руки, валялся еле живой в каюте на одной барже. Баржу должны были поставить в сухой док, а чтобы ее тем временем не растащили до последней дощечки, сторожем за жилье и обещание заплатить, если все будет в порядке, двести франков наняли Турецкого Султана. Однако пару дней назад он напился до того, что во сне с него стянули штаны, и теперь он сходил на берег только по ночам, завернувшись в пеструю скатерть, словно калиф Гарун-аль-Рашид.

Предложение, которое Чурбан сделал Турецкому Султану, состояло в следующем: он готов сдать ему напрокат свои брюки по тарифу, установленному для такси – 1 франк 45 сантимов в час или оптом, за весь вечер, 7 франков и ужин на двоих.

– Дорогой, – ответил Турок, закуривая. – Можешь получить четыре франка и то, если добавишь рубашку.

О рубашке Чурбана мы распространяться лучше не будем. Просьбу Турецкого Султана смог бы понять только тот, у кого нет вообще никакой рубашки.

– Если дашь восемь франков, могу добавить и рубашку, а не хочешь – не надо.

После короткой, но проходившей в довольно резких тонах дискуссии они сошлись на шести франках сорока сантимах. Чурбан отдал брюки и почти всю рубашку. Один рукав оторвался, он сунул его в карман пиджака. Брюки оказались удивительно широкими и короткими.

Турецкий Султан поспешил на берег.

Мы уселись на палубе и начали терпеливо ждать. Чурбан сидел, завернувшись в скатерть, словно вождь племени.

– Ты уверен, что Турок вернется? – спросил я.

– Голову могу дать на отсечение.

– Такой он честный?

– Да нет, не то чтобы… – задумчиво протянул Чурбан. – Но все-таки он вернется. У него здесь жилье, а это поважнее, чем брюки.

Как ни печально, но иногда ошибаются и такие умные люди, как Чурбан Хопкинс. Начало смеркаться, шум оранского порта понемногу стихал, а Султан все не возвращался. Чурбан раздраженно посмотрел на окутывающую его тело скатерть. Сейчас она слишком сильно пробуждала в человеке воспоминания о накрытом столе.

– Уж не стряслось ли с ним чего-нибудь? – угрюмо пробормотал Чурбан.

– Гм… если он попробовал раздобыть денег и засыпался, так, может, уже и сидит…

– Это в моих-то брюках! – с горечью воскликнул Хопкинс.

Вскоре на потемневшем небе вспыхнули звезды, взошла луна, а по набережной прошел, громыхая коваными ботинками, военный патруль.

– Не идет, сволочь.

– Может, скоро придет.

– А! Этот подлец решил отказаться от постоянного жилья. Да мне не из-за брюк обидно. Костюм человек как-нибудь да раздобудет, а вот честь. Турецкий Султан украл мои брюки. Я со многими мерзавцами знаком – и с тобою мы друзья – но ни разу еще так не разочаровывался… Чертовски обидно.

– Ну, а что нам теперь делать? – спросил я.

– Не горюй, старина, – ответил мой друг. Он продолжал сидеть, напоминая какой-то странный гибрид индейского вождя и кухонного стола. – В конце концов, жизнь продолжается и не вечно я буду сидеть здесь, завернувшись в эту скатерть. За городом в пустой цистерне живут мои старые друзья. Ты отправишься к ним и принесешь мне какие-нибудь штаны.

– Но, может, Султан все-таки вернется…

– Нет. Я навеки потерял брюки и хорошего друга. Брюк мне жалко. Я их всего семь лет носил. Ну, да все равно – не одежда красит человека. Похожу в чем-нибудь похуже.