Несмотря на предшествующие события, я был здорово удивлен услышанным.

– И никому не пришло в голову, – поинтересовался Чурбан, – дать этой дамочке при случае хорошую затрещину?

– Пора поговорить о деле, – прервал Альфонс нашу романтическую беседу. – На мой взгляд, мы должны постараться попасть в Сенегал раньше, чем карательная экспедиция. Большую часть пути мы проделаем вместе с войсками, а потом сбежим…

– Но нам необходим путевой журнал экспедиции, который капитан Мандер отослал командованию, – задумчиво проговорил Ламетр.

– Мы его добудем, – сказал Альфонс. Чурбан Хопкинс потер подбородок. Капитан угрюмо махнул рукой.

– Он хранится в сейфе генерала Рубана.

– Ради справедливости дела можно вскрыть и сейф.

– Сейф командующего?…

– Господин капитан! – сказал Альфонс. – Вы будете руководить сенегальской частью операции, а подготовку к ней здесь предоставьте нам.

Ламетр вздохнул.

– Уже несколько раз я в конце концов убеждался, что вы были правы. Не стану спорить…

Мы вернулись в казарму…

На следующее утро мы получили суточные увольнительные. Это могло означать одно: часть будет брошена в бой. Двойные порции сигарет и рома. Вдвое меньше муштры.

И жуткая сумятица!

Одним словом, в воздухе пахло отправкой!

Увольнительная на целые сутки – отличная штука. Тем более для меня, по мнению Потриена несколько лениво относящегося к солдатской службе. Когда я выходил через караулку, где сержант лично проверял внешний вид получивших увольнительную, он оглядел меня с ног до головы.

– А-а-а… др!!!

Означать должно «A droite».

Я сделал поворот направо.

– А-а-а… ш! – рявкнул сержант. («A gauche») Окажись на моем мундире хоть одна морщинка, он отослал бы меня обратно. Однако придраться было не к чему, и он только еще раз смерил меня взглядом.

– Могу вас поздравить, рядовой, мы вместе отправляемся на войну, не так ли? Я придаю большое значение порядку в маршевой колонне, а что, по-вашему, скажет мне полковник, если он будет присутствовать при отправке и увидит, как вы маршируете?

– Он скажет: «Дорогой Потриен…»

– Не рассуждать! Марш! Марш!.. Заткнись, свинья! – заорал он. – Заткнись, иначе я тебя!..

Я отправился в свой любимый кабачок в порту – в «Четыре веселых мародера».

Я пил там уже наверное десятый коньяк, когда какой-то шофер тронул меня за плечо:

– Вас ждут на улице, мсье. Хотели бы поговорить с вами. Я вышел. Графиня Ларошель, высунувшись из машины, весело улыбалась мне.

– Сердитесь на меня? – спросила она.

– Г… графиня… – пролепетал я.

– Поедете со мной?

Я, естественно, тут же сел в машину. Внутри все было пропитано, словно густым туманом, запахом жасмина.

– «Пале де Дане»! – сказала она шоферу.

– Но, графиня… это такое аристократическое заведение, а я…

– Пожалуйста… разрешите мне считать вас, отправляющегося на войну легионера, своим гостем…

Устраивать проводы отправляющимся в бой солдатам – в городе старинная традиция. Через несколько минут машина остановилась перед рестораном, и мы с графиней вошли внутрь.

Я – человек не тщеславный, вы можете судить об этом по прочитанному, но должен признаться: появиться в этом шикарном ресторане да еще с такой красавицей мне было приятно.

Только бы не поскользнуться в кованых башмаках на этом гладком, как лед, паркете! Так и есть! Чтобы не упасть, я схватился за подвернувшегося под руку официанта, и несколько чашечек кофе опрокинулись на колени сидевшего за столиком небольшого общества…

Какая – то дама в шелковом платье вскочила с визгом, а я с присущей мне воспитанностью извинился:

– Прошу прощения… но этот глупый официант… – я начал было ладонью вытирать платье дамы, но она завизжала еще громче. Из затруднительного положения меня выручил седой мужчина с очень симпатичным лицом.

– Дамы и господа! Среди нас отправляющийся в бой легионер. Пожелаем ему счастья! Да здравствует легион!

Раздались крики «ура», музыка заиграла туш. Седой мужчина представился:

– Ван дер Руфус!

– Очень приятно. Джон Фаулер.

Только сейчас он увидел графиню. Приветливое лицо голландца посуровело. Он глубоко поклонился.