Ответом было долгое молчание…

– Мне кажется, – негромко проговорил Альфонс, – что сейчас самое важное – вовремя сообщить военным властям обо всем случившемся.

– Правильно. Члены экспедиции останутся здесь, с нами пойдет только кто-нибудь один, – распорядился Ламетр. – Остальные вместе с туземцами присмотрят за алмазами и пленными.

Прежде чем отправиться в путь, мы допросили членов «исполнительного комитета». Они сразу же выложили все, что знали. Белый господин, который так громко кричал утром, (Ван дер Руфус), прибыл сюда совсем недавно, опустившись с неба в широком месте реки, где она разливается почти, как озеро.

– Гидроплан! – воскликнул Альфонс.

– Он был один? – спросил Ламетр.

– Нет, господин. С ним появилась красивая женщина. Они сразу же приказали, чтобы мы отправились на другой берег, схватили там четырех белых людей и привели их сюда. Но нам удалось захватить только одного – тебя, господин. Других троих с тобой уже не было.

– Где сейчас машина? Это важно.

– О чем ты говоришь, господин?

– О большом, ревущем духе!

– Он вернулся вместе с той женщиной в место, где она семь дней будет ждать белого господина.

– А где она будет его ждать? – сдавленным взволнованным голосом спросил Альфонс.

– В доме на берегу моря.

– В путь!.. Это дом миссии!

Мы отправились в сопровождении десяти воинов фонги. Вместе с нами пошел и Фрезер, геолог экспедиции.

Оставалось еще три дня. Господи, если бы нам удалось вовремя попасть в домик, где ждет графиня Ларошель. Но надежды на это было мало.

Три дня прошло, пока мы добрались до того племени, у которого отдыхали и получили проводника по дороге в Тамарагду. Мы с унылым видом уселись в одной из хижин.

– Не будем слишком ненасытными, – проговорил я очень разумно. – В последнюю минуту, как в картах, удача отвернулась от нас. Не могло же нам везти во всем.

– Это справедливо, – ответил Чурбан, – но все-таки, если мне не удастся вышибить мозги Турецкому Султану, я буду считать себя невезучим.

И он начал рассеянно протирать монокль Пивброка шелковым платком Ван дер Руфуса.

– Почему же это? Может, ты думаешь, что кто-то тебя боится? – спросил, вваливаясь в дверь, Турецкий Султан.

Мы подпрыгнули так, словно неожиданно обнаружили, что сидим в осином гнезде.

– Вот он!

– И что? Может, вы думаете, что это я от вас прятался? – вызывающе спросил Султан и вытащил из кармана кухонный нож.

Дело дошло бы до драки, но капитан и Альфонс стали между нами.

– Ребята, – сказал капитан, – надо выслушать каждого.

– Кроме этого типа! – рявкнул Хопкинс, вытаскивая длинный кривой нож вождя фонги.

Капитан, однако, схватил его за плечо.

– Audiatur et altera pars! (Пусть будет выслушана и другая сторона!) – проговорил он умиротворяюще и, похоже, эти несколько слов очень подействовали на Хопкинса.

– Что-то в этом и впрямь может быть, – ответил он задумчиво. – И вообще, я был ранен в голову, – добавил он неуверенно, похлопывая себя по затылку.

– Говори, Турок, – вмешался Альфонс – Все спокойно выслушают тебя – самое большее, свяжем, если нам не понравятся твои объяснения.

Турок немедленно толкнул Альфонса в грудь и снова схватился за свой кухонный нож.

– А что? Думаешь, я тебя боюсь? Думаешь, ты тут сильнее всех? Глядите, какой призовой борец нашелся… Еще и Альфонс будет мной командовать.

Капитан с трудом успокоил Турка, рвавшегося в драку со всеми нами.

– Да утихомирьтесь же, – вмешался наконец и Мазеа.

– И вы тоже командовать? Что? За кого вы меня принимаете? – Мы втроем схватили его, но он продолжал вовсю чертыхаться. – Руками размахивать не шутка! Для этого ума не надо… Выйдем-ка, поговорим…

Мы уже готовы были начать приносить ему торжественные извинения, когда он наконец сел и, все еще тяжело дыша, закурил.

– Я, конечно, прятался от вас и даже удирать приходилось, но не потому, что кого-то боюсь, а потому, что я был инкогнито.

– Ты бы поближе к делу, – мирно предложил я.

– Тогда дайте сигарет, – ответил он агрессивно, – я только что последнюю выкурил.

Хопкинс презрительно кинул ему несколько русских папирос с длинным мундштуком, позаимствованных у Мусовского.