– Нет, - сказал я.
– Не бывает. Ну чего ты уставился? Объяснить, почему не бывает? В шесть секунд, как любит выражаться наш общий друг Моторыгин… Ну вот представь: ты исчезаешь здесь, а возникаешь там, верно? Значит, здесь, в том месте, где ты стоял, на долю секунды должна образоваться пустота, так?… А теперь подумай вот над чем: там, где ты возникнешь, пустоты-то ведь нет. Ее там для тебя никто не приготовил. Там - воздух, пыль, упаси боже, какой-нибудь забор или того хуже - прохожий… И вот атомы твоего тела втискиваются в атомы того, что там было… Соображаешь, о чем речь?

Я сделал паузу и полюбовался Левушкиным растерянным видом.

– А почему же тогда этого не происходит?
– неуверенно возразил он.

Был отличный весенний день, и за углом продавали пиво, а передо мной стоял и неумело морочил голову невысокий, оплывший, часто моргающий человек. Ну не мог Левушка Недоногов разыгрывать! Не дано ему было.

Я молча повернулся и пошел за трехлитровой банкой.

– Погоди!
– В испуге он поймал меня за рукави.
– Не веришь, да? Я сейчас… сейчас покажу… Ты погоди…

Он чуть присел, развел руки коромыслом и напрягся. Лицо его - и без того неказистое - от прилива крови обрюзгло и обессмыслилось.

Тут я, признаться, почувствовал некую неуверенность: черт его знает - вдруг действительно возьмет да исчезнет!…

Лучше бы он исчез! Но случилось иное. И даже не случилось - стряслось! Не знаю, поймете ли вы меня, но у него пропали руки, а сам он окаменел. Я говорю "окаменел", потому что слова "окирпичел" в русском языке нет. Передо мной в нелепой позе стояла статуя, словно выточенная целиком из куска старой кирпичной кладки. Темно-красный фон был расчерчен искривленными серыми линиями цементного раствора… Я сказал: статуя? Я оговорился. Кирпичная копия, нечеловечески точный слепок с Левушки Недоногова - вот что стояло передо мной. Руки отсутствовали, как у Венеры, причем срезы культей были оштукатурены. На правом ясно читалось процарапанное гвоздем неприличное слово.

Мне показалось, что вместе со мной оцепенел весь мир. Потом ветви вдруг зашевелились, словно бы опомнились, и по двору прошел ветерок, обронив несколько кирпичных ресничин. У статуи были ресницы!

Я попятился и продолжал пятиться до тех пор, пока не очутился в арке, ведущей со двора на улицу. Больше всего я боялся тогда закричать - мне почему-то казалось, что сбежавшиеся на крик люди обвинят во всем случившемся меня. Такое часто испытываешь во сне - страх ответственности за то, чего не совершал и не мог совершить…

Там-то, в арке, я и понял наконец, что произошло. Мало того - я понял механизм явления. Не перенос тела из одной точки в другую, но что-то вроде рокировки! Пространство, которое только что занимал Левушка, и пространство, которое он занял теперь, попросту ПОМЕНЯЛИСЬ МЕСТАМИ!… Но если так, то значит, Левушка угодил в какое-то здание, заживо замуровав себя в одной из его стен!

Я вообразил эту глухую оштукатуренную стену с торчащей из нее вялой рукой и почувствовал дурноту.

И тут с улицы в арку вошел, пошатываясь, Левушка - целый и невредимый, только очень бледный.

– Промахнулся немножко, - хрипло сообщил он, увидев меня.
– Занесло - черт знает куда! Представляешь: все черно, вздохнуть - не могу, моргнуть - не могу, пальцами только могу пошевелить… Хорошо, я сразу сообразил оттуда… как это? Телепорхнуть?

Я в бешенстве схватил его за руку и подтащил к выходу, ведущему во двор.

– Смотри!
– сказал я.
– Видишь?

Возле статуи уже собралось человека четыре. Они не шумели, не жестикулировали - они были слишком для этого озадачены. Просто стояли и смотрели. Подошел пятый, что-то, видно, спросил. Ему ответили, и он, замолчав, тоже стал смотреть.

– Это кто?
– опасливо спросил Левушка.

– Это ты!
– жестко ответил я.

Он выпучил глаза, и я принялся объяснять ему, в чем дело. Понимаете? Не он - мне, а я - ему!

– Статуя?
– слабым голосом переспросил Левушка.
– Моя?

Он сделал шаг вперед.

– Куда?
– рявкнул я.
– Опознают!

…Левушка шел через двор к песочнице. Я бросился за ним. А что мне еще оставалось делать? Остановить его я не смог. Мы шли навстречу небывалому скандалу. Стоило кому-нибудь на секунду перенести взгляд с монумента на Левушку - и никаких дополнительных разъяснений не потребовалось бы.

– …значит, жил он когда-то в этом дворе, - несколько раздраженно толковала событие женщина с голубыми волосами.
– А теперь ему - памятник и доску мемориальную, чего ж тут непонятного?

– А я о чем говорю!
– поддержал губастый сантехник Витька из первой квартиры.
– Движение зря перекрывать не будут. Там его и поставят, на перекрестке, а сюда - временно, пока пьедестал не сдадут…

– Трудился, трудился человек… - не слушая их, сокрушенно качала годовом домохозяйка с двумя авоськами до земли.
– Ну разве это дело - привезли, свалили посреди двора… Вот, пожалуйста, уже кто-то успел!
– И она указала скорбными глазами на процарапанное гвоздем неприличное слово, выхваченное из какой-то неведомой стены вместе со статуей.