— Если бы поймать одного! — Сантэн сжала в правой руке складной нож и раскрыла лезвие. — Мне необходимо поскорее поесть…

Но, уже встревоженные, вожаки соскальзывали с камней во вздымавшуюся зеленую воду, и их неуклюжие, тяжелые движения вдруг становились чудесно грациозными.

Сантэн побежала, но этот порыв ускорил стремительный бросок темных тел через камни; до ближайшего животного оставалось не менее ста ярдов. Девушка сдалась и остановилась; едва дыша, она смотрела, как вся масса исчезает в море.

Неожиданно среди тюленей началось смятение, послышались крики, полные ужаса, писк, и Сантэн увидела, как из скал выскочили и метнулись прямо в середину тесной толпы тюленей две темные, проворные волчьи фигуры.

Она поняла, что ее появление отвлекло колонию и дало другим хищникам возможность напасть. Она не узнала коричневых гиен, потому что почти во всех книгах, посвященной исследованию Африки, видела рисунки только более крупных и свирепых пятнистых гиен.

Эти животные — «береговые волки» голландских поселенцев — были размером с мастифа, но с остроконечными ушами и косматой шубой длинного пепельно-желтого меха, который сейчас стоял дыбом от возбуждения. Они безошибочно выбрали самых маленьких и беззащитных детенышей, выхватили их прямо из-под бока у неуклюжих самок и потащили прочь, легко уклоняясь от нелепых попыток матерей защитить молодняк.

Сантэн снова побежала, и при ее приближении самки не выдержали и начали прыгать с черных скал в воду. Из кучи прибитых к берегу кусков дерева и мусора девушка выхватила дубинку и помчалась через мыс наискосок, чтобы отрезать путь ближайшей гиене.

Гиене мешал визжащий детеныш, которого она тащила, и Сантэн сумела обогнать ее. Зверь остановился, угрожающе пригнул голову и посмотрел на приближающуюся Сантэн. Детеныш обильно терял кровь из ран, там, где его шкуру прокусили клыки гиены, и плакал, как человеческий ребенок.

Гиена яростно зарычала. Сантэн остановилась лицом к зверю и взмахнула дубинкой.

— Брось его! Убирайся! Оставь его!

Она почувствовала, что ее воинственность озадачила гиену, и та, хотя снова зарычала, но попятилась на несколько шагов и пригнулась, защищая добычу.

Сантэн попыталась смутить зверя взглядом, не отводя его от устрашающих глаз хищницы и продолжая кричать и размахивать дубинкой. Вдруг гиена бросила сильно пораненного тюлененка и кинулась прямо на противника, обнажив длинные желтые клыки и издавая низкое рокочущее рычание. Сантэн почувствовала, что наступил решающий момент. Если она обратится в бегство, гиена догонит и растерзает ее.

Она бросилась вперед, навстречу нападению, крича еще громче и размахивая дубиной.

Очевидно, гиена этого не ожидала. Храбрость покинула ее. Она повернулась, вернулась к барахтающейся добыче и, вонзив клыки в шелковистую шкуру на шее, потащила тюлененка.

У своих ног Сантэн увидела в скале расселину, набитую круглыми, обточенными водой камнями. Девушка схватила камень размером со спелый апельсин и бросила в гиену.

Она целилась в голову, но тяжелый камень немного не долетел и попал твари в лапу, разбив ее о скалистую почву. Гиена завизжала, бросила тюлененка и на трех лапах захромала прочь.

Сантэн побежала вперед, раскрывая на бегу нож. Деревенская девушка, она не раз помогала отцу и Анне забивать и разделывать домашний скот. Одним быстрым, точным милосердным ударом она перерезала детенышу горло и оставила его истекать кровью.

Гиена, сильно хромая, повернула обратно, она визжала и рычала: нападение Сантэн лишило ее уверенности и смутило.

Сантэн схватила в обе руки по камню из расщелины и запустила в гиену. Один попал зверю в косматую голову сбоку, и хищница, взвизгнув, как собака, отбежала на целых пятьдесят шагов, потом остановилась и разъяренно оглянулась.

Сантэн работала быстро. Как на ее глазах много раз проделывала Анна, она разрезала брюшную полость, повернув нож так, чтобы не задеть желудок или внутренности, и перепилила хрящ, закрывавший спереди грудину.

Окровавленными руками она бросила в гиену еще один камень, потом осторожно взяла желудок тюлененка. Ее сжигала жажда. Сантэн уже чувствовала, что недостаток жидкости угрожает существованию ее ребенка, и тем не менее ее затошнило от одной мысли о том, что нужно сделать. «Когда я была девочкой, — рассказывала ей Анна, — пастухи делали так всякий раз, когда погибал ягненок-сосунок».

Сантэн держала желудок в сложенных лодочкой окровавленных ладонях. Оболочка была желтоватая и прозрачная, содержимое просвечивало сквозь стенки. Детеныш, видимо, до самого нападения гиены лежал возле матери и жадно сосал. Маленький желудок был до отказа наполнен молоком.

Сантэн с отвращением сглотнула, но затем сказала себе: «Если не выпьешь, к утру будешь мертва, и сын Мишеля тоже».

Она сделала легкий надрез в стенке желудка, и оттуда сразу начало вытекать густое белое молоко.