Похоже, у нее перехватило горло. Ее тон застал Уордена врасплох. И не только его – весь командный центр напряженно замер. Диос развернулся в кресле.

– В чем дело?

Женщина конвульсивно сглотнула.

– К нам приближается судно, сэр. Оно только что восстановилось в пространстве. Выход из гиперпространства произошел слишком близко. Корабль тормозит, но он практически над нами.

Уорден взглянул на экраны сканера и увидел мигавшую точку корабля, украшенную факелом тормозного пламени. О, черт! Она находилась менее чем в полумиллионе километров. Числа быстро сменяли друг друга, пока компьютеры измеряли ее скорость торможения. Расчетная траектория указывала, что судно может остановиться чуть выше орбиты их станции. «Не так и страшно», – подумал Уорден. Хотя к тому времени, когда корабль уравняет свою скорость со станцией, их будет разделять всего лишь пятьдесят тысяч километров. К чему такой риск?

– Сообщите мне идентификатор, – потребовал он. – Это «Каратель»?

Судя по траектории, подлетавший корабль не мог быть «Кузнечным молотом». Даже если бы он осмелился на слепое пересечение гиперпространства, то вышел бы в другой точке пространства. «Доблесть» тоже не могла прилететь так быстро. «Рискованный» по-прежнему находился на другой стороне планеты. Его позиция отражалась на схеме сканерной сети.

– Нет, сэр, – ответил один из техников. – Судно не подает опознавательных сигналов.

Значит, оно не имеет устройства «свой-чужой». Любой корабль, проходившей по транспортному коридору или вблизи от станции, автоматически транслировал опознавательные сигналы. Их намеренное отключение было бы равносильно безумию.

– Спектр излучения двигателей указывает, что это не «Каратель».

Уорден хотел рявкнуть: «Дайте мне идентификатор!». Но он прикусил язык. Его люди знали свою работу. Вся станция полиции погрузилась в поток лихорадочной деятельности. Диспетчеры кричали в микрофоны, настойчиво вызывая незнакомое судно, предупреждая другие корабли и платформы, сигнализируя «Кузнечному молоту» и «Рискованному». На канонерские корабли и малые крейсеры планетарного кордона было передано предупреждение о возможной атаке. В помещениях станции звучали сирены, призывавшие личный состав к рабочим местам согласно боевому распорядку. Никто не знал, успеет ли неизвестное судно остановиться вовремя. Канониры и стрелки заряжали немногочисленные орудия станции полиции.

Уордену не требовалось спрашивать идентификатор корабля. Страх, глодавший его кишки, уже ответил на поставленный вопрос.

– Директор, – объявила одна из техников. – Это не наш корабль. Банк данных не выявил соответствия спектру их импульсных двигателей.

То есть судно не было зарегистрировано в человеческом космосе. В банке данных полицейской станции хранились записи энергетических профилей всех кораблей, построенных на легальных верфях. Нелегалам запрещалось совершать посадки на станциях.

Женщина прочистила горло и дрожащим голосом закончила сообщение:

– Компьютер утверждает, что это амнионское судно класса «Бегемот».

Амнионский боевой корабль. Сердце Диоса едва не остановилось. Вот оно! Началось!

К станции летел сторожевик, с которым Мин сражалась, защищая «Трубу». Сканер подтверждал эту догадку. Траектория корабля не годилась для запретного пространства, но вполне подходила для системы Массива-5. Акт вторжения грозил закончиться местью. Потерпев неудачу с «Трубой», амнионы пришли в отчаяние.

К сожалению, Уорден был практически беспомощным. Зарядка пушек требовала нескольких минут. Но даже при полной готовности они вряд ли пробили бы щиты и энергетические ловушки судна такого класса. А сторожевик уже находился на дальности выстрела. Уорден понимал, что станция полиции не сможет отразить атаку амнионов.

Термопайл не находил себе места. Машинные стрессы завывали в нем, как вурдалаки. Кибернетическое нутро подавляло его принуждением кодов. События и собственные решения, принятые им ради Морн, вывели Энгуса за рамки программного ядра, и оно больше не содержала ясного набора инструкций.

Ему запрещалось возвращаться на станцию полиции и на Землю. Программное ядро имело на этот счет конкретные команды. Он должен был подчиняться им, пока Диос или Лебуол не освободят его от наложенных ограничений. Энгусу удалось блокировать приоритетные коды. Отныне никакой Исаак не мог достучаться до его программы. Однако все запреты оставались в силе.

Он попытался обойти диктат ядра, оставив Морн за командира, а Мику – за пилота. Энгус специально покинул мостик, чтобы не принимать решений и не воплощать их в действия. Термопайл решил посмотреть, как его компьютер отреагирует на поступки других людей, если сам он не будет нарушать предписанные правила. До некоторой степени маневр удался. Очевидно, команды не препятствовали его возвращению на Землю под охраной сотрудников полиции. На его счастье или по недосмотру программистов, он нашел дорожку двусмысленных трактовок для наложенных ограничений. Судя по всему, Уорден Диос и Хэши не учли такого стечения обстоятельств. Он по-прежнему мог двигаться и говорить без противодействия зонных имплантов.

Тем не менее Энгус летел на Землю, и кибернетические принуждения сохраняли свою силу. Когда он вошел в режим незапрограммированных действий, конфликтующие импульсы компьютера наполнили его странной душевной болью – такой же пронзительной и дикой, как у ангела смерти, оплакивавшего погубленные души. Его череп готов был взорваться, несмотря на крепкие кости и скальп.

Другие запреты тоже продолжали действовать. Его угрозы, высказанные Мин Доннер и Дольфу Юбикви, являлись чистым блефом. Он не мог наносить вред персоналу полиции. Программное ядро позволило ему ударить Доннер только потому, что Морн была в опасности. По неясным мотивам Хэши Лебуол – или, скорее всего, Уорден Диос – нацелил Энгуса на ее защиту. Однако его агрессивность имела четкий предел. Даже нанося удар, он соразмерил силу так, чтобы не нанести Мин серьезного ранения. Если бы кто-то рискнул осадить Термопайла и пошел на открытое столкновение, его предписанное бессилие проявило бы себя в полной мере.