Новый Нарпред определяется путем долгих бюрократических игр, та группировка, что сильнее, выдвигает своего кандидата. Поскольку второй кандидат никогда не выдвигается… Точнее, раньше никогда не выдвигался… выдвинутый побеждает и правит.

– И какая же группировка поддерживала вас, Олег Захарович?

Олег немигающе уставился на него.

– Можно, я пока оставлю это вопрос без комментариев? – сухо осведомился он. – Вы, надеюсь, не ожидаете, что я за полчаса расскажу вам историю последних лет этак трех своей жизни?

– Так… – Зубатов отхлебнул остывшего чаю. – Предположим. Ну ладно, оставим пока. Кто такие Хранители, кстати?

– Я знаю людей, которые за ответ правую руку отдали бы, – Олег тоже отхлебнул из своего стакана. – Никто не знает. Канцелярия обратила на них внимание лет за пять-шесть до того, как я… Ну, в общем, лет десять назад. Но они так мастерски уходили от слежки, что о них ничего не было известно. Потом неожиданно они вдруг прорезались явно, вошли в контакт, чуть ли не взяли под контроль государство, а потом вдруг пропали, как в воду канули. Они обладали потрясающими технологиями, о каких наши ученые ни малейшего представления не имели. Появлялись и исчезали в любом месте, где и когда хотели, знали все на свете, управляли гравитационными волнами с большей легкостью, чем мы включаем свет в комнате… Натуральный бог из машины. Канцелярия сначала под руководством Шварцмана, а потом и Пашки перетряхнула страну кверх тормашками, но так и не нашла никаких следов, никаких зацепок.

– Хорошо. Но скажите мне вот что, Олег Николаевич, – голос Зубатова вдруг стал вкрадчивым, – откуда вы, человек из другого мира, в совершенстве знаете русский язык? У нас даже иностранец не всегда умеет так язык выучить, да что иностранец – свои, бывает, с трудом языком ворочают! А у вас речь – словно вода в речке течет, гладко и без запинок. А?

– Бэ! – не удержался Олег, тут же выругав себя за несдержанность. – Понятия не имею, откуда знаю! Свой язык я не забыл, но и русским владею. И не только русским. Не уверен точно насчет названий, но, кажется, еще английским, французским, немецким, чешским, итальянским, японским, китайским и сверх того тремя десятками, которые даже не знаю, как называются.

– Ого! – Зубатов аж присвистнул. – Это правда?

– Не знаю, – растерянно откликнулся доктор. – Сам только что услышал.

– Хорошо, потом проверим. Н-да… – Начальник Охранки откинулся на спинку кресла, рассеянно пощипал бородку. – История, прямо скажем, из тех, которым я бы лично никогда не поверил. Скажите, Олег Захарович, можете ли вы подтвердить свои слова как-нибудь… материально? Не только словами? Поймите меня правильно…

– Да понимаю, – отмахнулся Олег. – Видите ли, чтобы предоставить доказательства, мне нужно знать о вашем мире чуть больше, чем сейчас. У меня есть ощущение, что наша технология вашу превосходит весьма значительно. Скажем, как рассказал Михаил Кусаевич, электрический свет присутствует только в некоторых зданиях – государственных учреждениях и отдельных жилых домах. Здесь, в клинике, используются, – он поморщился, – керосиновые лампы. Читать вечером невозможно, глаза болят. Спасибо хоть лето на дворе, сумерки поздние, но август уже дает о себе знать.

Он помолчал, машинальным движением вскинул левое запястье.

– Вот, кстати, – продолжил он. – Когда я сюда попал, на руке у меня были электронные часы. Это я точно помню. Они совершенно не похожи на местные. Судя по электрическому освещению, вы не то что не знаете, как такие делать – даже и теорий-то близко не открыли, на которых эти часы базируются. Что еще? Ручка самопишущая в нагрудном кармане лежала – из пластмассы сделана, только перо золотое. Пиджак, кажется, не то с полиэстром, не то с иной синтетикой, но это не так наглядно. Впрочем, если утюг неловко поставите, сразу все поймете. Еще? А, ну да, разумеется. Удостоверение Народного Председателя с фотографией, в пластик запаянное, с пятью степенями защиты, тоже где-то в пиджаке засунуто… наверное.

Кажется, в левом внутреннем кармане. Молния железная в брюках явно от ваших пуговиц отличается. Правда, может, мне она просто здесь не попадалась.

– Электронные часы – это?.. – неожиданно Зубатов жестом фокусника вытащил из кармана металлический браслет. Небрежным движением вынув его из пальцев чиновника, Олег кивнул.

– Это. Надеваются вот так… – он автоматическим движением застегнул браслет на запястье. – Вуаля.

– Спешат ваши часики-то… – Зубатов снова подобрал ложечку с блюдца и завертел ее в пальцах. – Существенно спешат. Н-да.

– То-то мне казалось, что у вас сутки немного длиннее, – непонятно чему обрадовался Кислицын. – Вот, кстати, и засеку, насколько. Ну что, Михаил Кусаевич, теперь-то вы мне верите? – он сдернул браслет с руки и сунул его в руки оторопевшему доктору. Тот завороженно уставился на мигающие под стеклышком знаки. – Кстати, я обратил внимание – цифры у вас точно такие же, как и у нас. И русские буквы от наших тоже почти не отличаются, ну, с небольшими вариациями…

Ходики в углу негромко пробили три раза.

– Вот что, – Зубатов рывком встал из кресла и одернул пиджак. – Думаю я Михаил Кусаевич, что любезному нашему Олегу Захаровичу у вас делать больше нечего. На умалишенного он явно не похож, остальное же – не по вашей части. Выписывайте его, пожалуй. Завтра с утра пришлю за ним своего человека, – игнорируя слабые попытки протеста, он ухватил доктора за рукав, вытащил из кресла и увлек в коридор. – И еще вот что. Его дело я у вас тоже заберу. И лучше никому не рассказывайте, что этот господин вообще у вас появлялся. Времена неспокойные, вдруг кому-то захочется его шпионом изобразить или революционером-бомбистом.