– Кое-что мне, конечно, разобрать удалось, – несколько смущенно призналась Лариса.

– И что? – с жадностью уставились на нее подруги.

– В общем, они собирались добыть какие-то рукописи, – сказала Лариса. – Разговор об этом шел.

– Рукописи? – изумились все.

– Да, по словам Валерки, дико ценные и старинные, – кивнула Лариса. – Их реквизировали из какого-то храма в двадцатых годах прошлого века. В стране было неспокойно, шла Гражданская война, красные воевали с белыми, с зелеными и еще бог весть с кем. И при этом на захваченных территориях вовсю шло самое настоящее мародерство. Все ценности, в том числе и принадлежащие церквям иконы, утварь и редкие книги, отправлялись в казну. Разумеется, все церковные ценности, да и не только церковные, прежде чем оказаться в собственности государства, проходили через множество рук. В том числе попадались руки и вороватые, и, при малейшем удобном случае, ценности уплывали налево. И я так поняла, опять же из подслушанного рассказа Валерки, что какой-то шибко грамотный чекист, которого, вполне возможно, себе на голову выучила в университетах царская Россия, присвоил какую-то невзрачную на первый взгляд рукопись. Его товарищи были людьми гораздо менее образованными, чем он, поэтому никто даже внимания не обратил, что этот тип положил в свой карман какой-то свиток. Другое дело, если бы он попробовал стащить золотой оклад с драгоценными каменьями или еще что-нибудь очевидное. Тогда за него могли всерьез взяться. А так, старая бумаженция. Да на что она может сгодиться?

– Это очень интересно, но при чем тут Валера и твой муж? – перебил ее Леонид.

– Так говорю же, эту рукопись они и пытались раздобыть всеми доступными им способами! – воскликнула Лариса. – Не знаю, где она была спрятана, этого мне подслушать не удалось. Но вроде бы в ней говорилось о каких-то огромных ценностях, которые были запрятаны в давние времена неким королем. Правда, эту историю я подслушала уже в другой раз и спустя какое-то время. Так что, может быть, речь шла совсем и не о той рукописи, которую во время Гражданской войны из монастыря украли. Они ведь только о них и толковали. Валерка совсем сдвинулся на этой почве.

– Очень интересно! – присвистнул Леонид. – А откуда Валерка-то разузнал про эту рукопись с кладом? Из газет или архивов?

– Ему кто-то сказал! – ответила Лариса. – Кто именно, меня об этом не спрашивайте. Но подозреваю, что тут не обошлось без тех горцев.

– Каких еще горцев? – спросила Мариша, перед взглядом которой выстроилась длинная череда Бессмертных с мечами и все они хором вещали о старинных рукописях.

– Как? Я вам не рассказала о горцах? – ахнула Лариса. – Вот ведь я совсем от горя разум потеряла. Слушайте! Самое-то главное! Я ведь почему против Валерки так выступать начала? Сначала-то он мне даже понравился. Тихий, интеллигентный, водки не пьет. Умные разговоры с моим Петей разговаривает. Против чего тут, скажите на милость, протестовать? Напротив, радоваться надо, что муж дома сидит, умные вещи про историю слушает. Я тоже сначала так думала. А потом увидела, как Валерка из нашего дома выходит, а его эти внизу уже поджидают, так у меня прямо сердце зашлось от тревоги.

– Кто?

– Ну эти! – пожала плечами Лариса. – Горцы, одним словом. Брюнеты смуглые! То ли арабы, то ли наши из Чечни. Мне сверху не разобрать. А только я сразу же насторожилась. Сами знаете, как нынче ухо востро держать нужно. С одной стороны американцы наши бывшие союзные республики к рукам прибирают, с другой чеченские взрывы, да и вообще, разной шушеры нынче полно расплодилось. Поэтому я на следующий день первым делом спросила у Валерки, что это за люди его вчера у нашего подъезда встречали. Давно ли он их знает. Кто они такие? И чем занимаются?

– А он?

– Он так глазки в сторону отвел и заявил, что это его хорошие друзья. Дескать, они ему после тюрьмы очень помогли. Я как про тюрьму услышала, мне прямо дурно стало. Мне ведь Петька раньше не говорил, что Валерка сидел. Ну, я за него и взялась серьезно. Колись, говорю, Валера, откуда эти твои друзья взялись? Если из той же тюрьмы, где ты сидел, так чтобы их духу тут не было. И тебя вместе с ними! Потому что, может быть, они теперь и честные люди, а может, и наоборот, преступление снова замышляют. И очень даже возможно, что и на наш дом покусились. Очень подозрительные эти горцы, потому что честные люди на своей родине остались. Работают. А к нам всякие подозрительные элементы стремятся, которых и на родине терпеть не стали. Да еще если они уже в тюрьме побывали… Ну, сами понимаете.

– И что Валера тебе на эти твои подозрения ответил?

– Вы себе даже представить не можете, что этот тип отмочил! – воскликнула Лариса. – Уставился на меня так злобно и говорит, что только ограниченные расисты могут считать всех мусульман террористами и преступниками. И что среди них, как и среди людей любой другой религии, встречаются и хорошие, и плохие. Как будто бы я этого без него не знала!

– Так, а кто же эти люди, он тебе сказал? Откуда они появились и что их с Валерой связывало? – с дрожью нетерпения в голосе спросила Юля.

– То-то и оно, что он мне на этот вопрос так и не ответил! А потом еще Петька запретил мне к Валере с подобными вопросами лезть.

– С чего бы это?

– А с того, что Валера вроде бы после тюрьмы так сильно с этими людьми сдружился, что даже их веру принял! – торжественно произнесла Лариса и обвела всех многозначительным взглядом.

– Э-э! – промямлил Леонид. – Это в каком же смысле он принял их веру?

– А в таком, что он веру Аллаха принял! Вот в каком!

– Валерка стал мусульманином? – ахнул Леонид. – Не может быть!

– Может! – заверила его Лариса. – И это единственное, в чем я могу тебе поклясться насчет этого Валеры. Он теперь мусульманин. Да чего ты удивляешься, Леня? У Валеры и мать была мусульманкой. Он мне сам об этом рассказывал. И еще говорил, что в юности особенно над вопросами религии не задумывался. Дураком был. А когда в тюрьме оказался да в разум вошел, понял: чтобы выжить, ему необходима вера. И выбрал ту веру, которую исповедовала его мать. Что-то вроде откровения ему там было. А эти, которые его у нашего дома поджидали, его единоверцы и очень хорошие люди. Так он мне сказал.