– Похуже?.. Постойте-ка, сударь! Да чего ж лучше? Сапожник Андрюшка. Сухарь! Уж худощавее его не найдешь во всем селе: одни кости да кожа.

– Точно, точно! Ай да Парфен! спасибо, брат! Ну, ступай же поскорей. Двое больных есть, а остальных подберешь. Да строго накажи им, как придут осматривать больницу, чтоб все лежали смирно.

– Слушаю, сударь!

– Не шевелились, колпаков не снимали и погромче охали.

– Слушаю, сударь!

– Ну, ступай! Ты смеешься, Сурской. Я и сам знаю, что смешно: да что ж делать? Ведь надобно ж чем-нибудь похвастаться. У соседа Буркина конный завод не хуже моего: у княгини Зориной оранжереи больше моих; а есть ли у кого больница? Ну-тка, приятель, скажи? К тому ж это и в моде… Нет, не в моде…

– Вы хотите сказать: в духе времени, – перервал Рославлев.

– Да, в духе времени. Это уж, братец, не экономическое заведение, а как бишь, постой…

– Человеколюбивое, – сказал Сурской.

– Да, да! человеколюбивое! а эти заведения нынче в ходу, любезный. Почему знать?.. От губернатора пойдет и выше, а там… Да что загадывать; что будет, то и будет… Ну, теперь рассуди милостиво! Если б я стал показывать пустую больницу, кого бы удивил? Ведь дом всякой выстроить может, а надпись сделать не фигура.

– Да у тебя, как я вижу, большие планы, любезный! – сказал с улыбкою Сурской. – Ты хочешь прослыть филантропом.

– Полно, брат! по-латыни-та говорить! Не об этом речь: я слыву хлебосолом, и надобно сегодня поддержать мою славу. Да что наши дамы не едут? Я разослал ко всем соседям приглашения: того и гляди, станут наезжать гости; одному мне не управиться, так сестра бы у меня похозяйничала. А уж на будущей неделе я стал бы у нее хозяйничать, – прибавил Ижорской, потрепав по плечу Рославлева. – Что, брат, дождался, наконец? Ведь свадьба твоя решительно в воскресенье?

– Да, Полина согласилась не откладывать далее моего счастия.

– Порядком же она тебя помаила. Да и ты, брат! – не погневайся – зевака. Известное дело, невеста сама наскажет: пора-де под венец! Повернул бы покруче, так дело давно бы было в шляпе. Да вот, никак, они едут. Ну что стоишь, Владимир? Ступай, братец! вынимай из кареты свою невесту.

Хотя здоровье Оленьки не совсем еще поправилось, но она выходила уже из комнаты, и потому Лидина приехала к Ижорскому с обеими дочерьми. При первом взгляде на свою невесту Рославлев заметил, что она очень расстроена.

– Что с вами сделалось, Полина? – спросил он. – Здоровы ли вы?

– C'est une folle! [41] – сказала Лидина. – Представьте себе, я сейчас получила письмо из Москвы от кузины; она пишет ко мне, что говорят о войне с французами. И как вы думаете? ей пришло в голову, что вы пойдете опять в военную службу. Успокойте ее, бога ради!

– Я надеюсь, – отвечал Рославлев, – что Наполеон не решится идти в Россию; и в таком случае даю вам честное слово, что не надену опять мундира.

– А если он решится на это?

– Тогда эта война сделается народною, и каждый русской обязан будет защищать свое отечество. Ваша собственная безопасность…

– О, обо мне не беспокойтесь! Мы уедем в наши тамбовские деревни. Россия велика; а сверх того, разве Наполеон не был в Германии и Италии? Войска дерутся, а жителям какое до этого дело? Неужели мы будем перенимать у этих варваров – испанцев?

– Но наша национальная честь, сударыня… наша слава?

– И полноте! Вы и в каком случае не пойдете в военную службу.

– Даже и тогда, когда вся Россия вооружится?

– Даже и тогда. Послушайте! Если вы хотите жениться на будущей неделе, то и не думайте о службе; в противном случае оставайтесь женихом до окончания войны. Я не хочу, чтоб Полина рисковала сделаться вдовою или, что еще хуже, чтоб муж ее воротился без руки или ноги… Но вот брат; перестанемте говорить об этом. Вы знаете теперь, чего я требую, и будьте уверены, что ни за что не переменю моего решения. Quelle folie! [42] Во Франции женятся для того, чтоб не попасть в конскрипты [43] , а вы накануне вашей свадьбы хотите идти в военную службу.

– Насилу ты, сестра, приехала! – закричал Ижорской, идя навстречу к Лидиной. – Ступай, матушка, в гостиную хозяйничать, вон кто-то уж едет.

– Что за экипаж! – сказала Лидина. – Неужели это карета?

– Не погневайтесь, сударыня! домашней работы. Это едет Ладушкин. – Ах, боже мой!.. и в восемь лошадей!

– Разумеется, он человек расчетливый: ведь они будут целый день на чужом корму.

– А это кто? посмотрите справой стороны – как будто б в дилижансе?

– Это катит в своей восьмиместной линее княгиня Зорина со всем семейством.