–  Что-то не так?
– беззлобно, но с ехидцей прошипел профессор Шеллерман, с трудом сдерживая ухмылку. День только начинался.

–  Да нет, наверное, - задумчиво отозвалась Евдокия Никифоровна и снова полезла в верхний ящик стола в поисках пропавшей в его глубинах любимой шариковой ручки.

Мастер-Целитель над ответом задумываться не стал, прожив достаточно времени в стране, где могло произойти все, несмотря на здравый смысл, логику и законы физики, а посему подобные ответы удивлять уже перестали. Сделав вид, что изучает последние сводки по дипломникам (списки групп с указанием имевшихся на данный момент академических задолженностей), Шеллерман исподлобья наблюдал за коллегой. Та, не заподозрив ничего плохого, продолжала рыться в ящике в поисках все той же злополучной ручки. Ручка обнаружилась в дальнем темном углу… вместе с семейством мохнатых черных паучков.

Надо сказать, что пауков Кифа боялась больше всего на свете. Войти в клетку с разъяренным тигром для нее было проще, чем смахнуть со стола небольшое безобидное паукообразное. При этом неизвестно, кто бы вышел победителем, но шансы у представителя семейства кошачьих почти отсутствовали.

Поначалу было тихо - видимо, от неожиданности Евдокия Никифоровна не поняла, с чем имеет дело. Однако цвет ее лица постепенно менялся, пока не приобрел оригинальный оттенок увядшего салата, после чего незамедлительно последовал леденящий душу крик…

… Майи, случайно оказавшейся не в то время и не в том месте. Как выяснилось, пауков боялась не только Кифа.

Из верхнего ящика письменного стола, то и дело обгоняя друг друга, на тонких кривых мохнатых лапках с бешеной скоростью выбегали представители земной фауны размером с грецкий орех каждый. На черных спинках красовался белый крест, что придавало ситуации некую особую пикантность.

Кифа впала в оцепенение. Профессор подумал, что приводить начальницу в чувство придется с помощью затрещин, потому как даже нашатырь в данном случае не поможет. Сам он с упоением наблюдал за застывшим от ужаса лицом Евдокии Никифоровны, единственным живым местом на котором были глаза - выпученные, страшные, как жизнь наша, хаотично двигавшиеся в глазницах, наблюдая за таким же беспорядочным поведением своих "любимцев". По странному стечению обстоятельств самого Шеллермана пауки игнорировали напрочь, благоразумно обходя его стол десятой дорогой.

Тем временем паучья братия все прибывала и прибывала - ящик, по всей видимости, был бездонный. Небольшие существа разбрелись по кабинету; казалось, они сновали повсюду: на столах, под ними, забирались в документы, расползались по стенам, самые смелые обосновались на люстре, а извращенные - в папках с расписанием. Постепенно шкафы и столы покрывались воздушной тонкой шелковой паутиной, невесомой, но невероятно липкой.

Майя первая поняла, чему грозит дальнейшее пребывание на полу. Решив, что крики не помогают, она смотала в трубочку свою должностную инструкцию, которая на большее, в принципе, не годилась, и с остервенением принялась смахивать с люстры мерзких гадов, тем самым освобождая себе место. Устроившись наверху, она присоединилась к наблюдениям Шеллермана, потому как опасность на какое-то время ее лично миновала.

Вскоре не последовавшие примеру Майи сотрудники обнаружили себя намертво приклеенными к линолеуму без возможности освободиться.

Бардак продолжался бы и дальше, если бы не подоспевшая на крики МакДугл. Увидев, что черная "мерзость" вытворяет с ее коллегами, профессор кинула на Хьюго укоризненный взгляд, покачала головой и произнесла что-то типа "Стоять, бояться!" с элементами местной ненормативной лексики. Майя с люстры уважительно посмотрела на Марион - немногим иностранцам за сравнительно небольшой срок удавалось овладеть всеми нюансами исконно русского языка, зачастую использовавшегося "академиками" в качестве самых действенных заклинаний.

Время словно остановилось. У Майи сложилось впечатление, что в Академии проходят соревнования по старой детской игре "Море волнуется" - настолько нелепыми и странными были позы застывших в пространстве. Причем, не только пауков.

Марион довольно улыбнулась - редко когда можно было увидеть Шеллермана с выражением истинного блаженства на хмуром лице. Практически никогда. Мысленно прикинув возможные последствия, она колданула из ближайшего стула фотоаппарат, навела объектив и запечатлела редкую картину на память: будет что показать коллегам в Лондоне по возвращении домой.

В целом же нынешнее состояние кабинета чем-то напоминало музей восковых фигур Мадам Тюссо. Замершие на месте Денек и Марик в момент произнесения МакДугл заклинания пытались спасти от паутины хотя бы пережившие потопы и пожары системники. Действие "Стоять, бояться!" застигло их в тот момент, когда сами операторы технического отдела из-под столов выбрались, а драгоценную ношу слегка приподняли над полом, согнувшись в три погибели. Нина и Люда, отбивавшиеся от пауков всеми возможными способами, предстали в виде заправских воительниц с мечами, стоя напротив друг друга с длинными линейками наперевес. Лина укуталась в расчерченную простыню расписания, сделав вид, что она совсем ни при чем, чуть-чуть не рассчитала и потеряла равновесие, завалившись в сторону, да так и застыла на четверть пути к полу, напоминая Пизанскую башню.

А тем временем паучья братия остро нуждалась во внимании со стороны Homo Sapiens. Плавающе-парящие в воздухе и сидевшие, где только можно, существа не только прекрасно отпугивали временами заглядывающих в кабинет студентов, но и тормозили работу сотрудников. Выход был один: вооружаться ведрами и собирать их, как грибы на солнечной полянке после дождя. Профессор МакДугл позвала на помощь лаборантов, пригрозив, что навсегда прикроет их "домашний кинотеатр" в серверной. Угроза подействовала, потому как с разгневанной Марион шутки были чреваты. На зов откликнулись двое: Олесь и его тень, Ленчик-Лоботряс, приехавшие на площадку "Альфа" за программным обеспечением для новых "дрессированных" МТ-шек.