Рита очнулась от дум, «вернулась» в громыхающий вагон и почувствовала, что совершенно замерзла. Не спасла даже мужская кожаная куртка, которую взяла с собой в дорогу (писк моды!). Надо бы закрыть форточку, но ведь поезд вот-вот остановится в Олкане…

Но он все летел да летел вперед, громыхая колесами на стыках. Рита поглядела на часы: оn Dieu и Боже мой, да ведь уже пять! А проводницы нет и в помине… Да и поезд вроде бы не собирается останавливаться… Машинист забыл про Олкан? Или просто задерживается с прибытием?

Между тем тусклая лампочка в коридоре погасла, наверное, истощив свои силы, а может быть, повинуясь чьей-то руке, облеченной властью включать и выключать электричество, и Рита обнаружила, что наконец-то наступил рассвет. Ели, березы и прочие деревья (их названий она просто не знала) уже не рвались угрожающе в окна своими ветвями – присмирели, отступили от железнодорожного полотна. Вокруг расстилался невероятной огромности луг, покрытый высокой зеленой травой, над которой тут и там вздымались цветы, на которые Рита смотрела, глазам своим не веря, потому что прежде видела их только в садах. Это были синие лохматые ирисы, лимонно-желтые и ярко-оранжевые лилии, нежно-белые пышные пионы, еще какие-то цветы, которые она видела впервые. Тропическое изобилие растительности почти пугало.

«Вот бы здесь остановиться! – подумала Рита зачарованно. – Я бы сначала набрала цветов, а потом…»

В ту же минуту сказочный луг закончился, к окнам снова подступила тайга. Темно-зеленую стену изредка украшало огромное, словно бы опушенное снегом дерево. Рите показалось, что это белая сирень. Неужели? Белая сирень в гуще тайги? Фантастика!

Но вот тайга начала редеть и расступаться. Замелькали обширные вырубки, и Рите показалось, что стремительный бег, вернее, лёт поезда по рельсам начал замедляться.

Но никаких примет станционных построек или других признаков человеческого жилья видно не было.

Появилась из своего закутка растрепанная проводница.

– Сидишь? – спросила, зевая и сильно приглаживая буйные перманентные кудри, на которые Рита смотрела чуть ли не в восторге: она таких не видела, не соврать, с самого детства. Такие прически недолго носили в Париже году в тридцать четвертом. Или даже раньше. – И чего подхватилась, спрашивается? Мы аж на полчаса задерживались, могла бы еще дрыхнуть как миленькая!

Поезд наконец-то остановился. Проводница опустила лесенку и даже обтерла грязной до отчаяния тряпкой поручень.

– Ну, сходи! – скомандовала, сонно глядя на Риту.

Рита свесилась со ступенек и поглядела направо и налево.

Господи всеблагий! Что направо, что налево – глухая стена леса! Вплотную к рельсам – полоска щебенки, ниже – довольно глубокий, заросший травой кювет, на дне которого поблескивала вода.

– А где же станция? – спросила Рита с ужасом, обернувшись к проводнице.

– А на той стороне! – зевнула та, махнув куда-то себе за спину. – Спускайся, говорят тебе, а то сейчас поезд тронется, и на ходу прыгать придется. Я стоп-кран из-за тебя рвать не стану. Да не смотри ты такими глазищами! Поезд пройдет, переберешься через рельсы – и вот она, станция-то. Надо было, конечно, на ту сторону дверь тебе открыть, да я это… заспалась маненько, попутала стороны… – пояснила она с извиняющейся улыбкой, а потом небрежно спихнула вниз Ритину сумку. Как спустилась сама Рита, ей потом припомнить не удалось: то ли ногами сошла, то ли проводница и ее спихнула, как сумку.

Полоска насыпи, на которой можно было стоять, не рискуя свалиться в кювет, оказалась годной только для циркового артиста. Рита сползла на полметра вниз, стащила сумку, насунула на голову куртку и села на корточки.

– Бывай! – жизнерадостно крикнула проводница, захлопывая дверь.

А потом раздался гудок, громыхнули колеса – и невыносимый грохот обрушился на скорчившуюся Риту, как удар. Ее било раскаленным ветром, пропахшим мазутом и углем.

«У меня был пятый вагон, – думала она, содрогаясь от страха. – В составе их шестнадцать. Надо перетерпеть одиннадцать вагонов. Не так уж много!»

Это было, конечно, не так уж много, но прошла, казалось, вечность, прежде чем полуоглохшая Рита осознала наконец, что поезд прошел и можно разогнуться.

Проводница не солгала: как раз напротив, через пути, стояло приземистое неказистое барачное здание, на крыше которого был воздвигнут щит с надписью: «Станция Олкан ДВЖД».

Рита огляделась. Ни единой живой души вокруг! Ну, в одном она может быть совершенно уверена: если за ней и следили в самолете и после прибытия в гостиницу в Х., то сейчас ей удалось исчезнуть из поля зрения «людей в сером». Она оплатила номер вперед, оставила там вещи, купила билет в Олкан, а уезжая на вокзал, сказала администратору, что вернется через несколько дней. И если никто, кроме нее, не сошел с поезда, значит, она одна.